— Если вам непременно надо кого-то наказать, накажите меня. Так будет справедливее.
Что это? Ей послышался в его словах вызов? Или?..
— Ступай на свое место, — велела Вирита.
— Мое место? О, да, милостивая госпожа, я помню свое место! — Эрн усмехнулся. — А вы — вы как будто бы забыли, что предаваться гневу по столь ничтожному поводу, как мелкий проступок раба, недостойно Высшей.
— Надсмотрщик! — что было сил закричала Вирита. Пусть она забыла о достоинстве Высшей, пусть… — Двадцать плетей этому рабу!
Эрн выпрямился.
— Благодарю вас, госпожа.
Да он насмехается!
— Тридцать!
— Ваша щедрость поистине безгранична.
— Сорок! Напомните ему, как полагается говорить с госпожой!
— Госпожа, неужели я удостоился вашего гнева?
— Столько, сколько понадобится, чтобы он взмолился о пощаде!
Проводила Эрна и надсмотрщика взглядом — и вдруг, со злостью отшвырнув книгу, бросилась следом.
Отец рассердился бы, если бы узнал, что его дочь, высокородная госпожа Вирита де Эльтран, явилась на задний двор да еще во время наказания рабов.
Надсмотрщик, сорвав с непослушного раба одежду, сноровисто прикручивал его к столбу. В сторонке, под соломенным навесом, всхлипывала полураздетая Идма, Вирита сразу поняла, что служанку уже наказали.
— Если ты попросишь прощения, Эрн, я отменю приказ.
Нет ответа.
Пронзительно свистнула плеть… И Вирите вдруг вспомнилось: мальчик, не похожий на раба, на деревянном помосте, под плетью торговца… Слишком красивый, слишком гордый… не раб, нет, не раб!
— Довольно! Я прощаю… Только впредь не забывайся.
И, круто развернувшись на каблуках, Вирита пошла в дом.
Молодая госпожа де Эльтран перестала выезжать на прогулки. День за днем, уединившись в библиотеке, она читала книги. Отец с удивлением обнаружил, что на ее столе место романов заняли труды по истории… ну что ж, правду сказал учитель: девочка повзрослела.
А вечерами она играла на старой, еще прабабушкиной, лютне мелодии, которых господин де Эльтран никогда прежде не слышал, каждый раз — новые.
— Они приходят сами собою, — сказала Вирита в ответ на вопрос отца. — Это нетрудно. Труднее было бы не играть…
Труднее было бы носить в душе то, для чего Вирита не могла найти слов…
— Ты очень скучаешь по Эрманту, дочь? — доверительно спросил господин де Эльтран.
— Поскорее бы он приехал…
Да, конечно же, как только приедет Эрмант, к ней вернутся радость и покой.
— Я думаю, он не заставит себя ждать. Он ведь любит тебя, дочь.
Но Эрмант не приехал ни осенью, ни зимой. В каждом письме он сообщал придворные новости, несколько раз вскользь упомянул о том, что ему прочат новое, весьма ответственное, назначение. В каждом письме он печалился, что встреча с невестой откладывается. И в каждое письмо он вкладывал листок с новым сонетом. Вирите давно прискучило читать сонеты Эрманта, похожие друг на друга, как были похожи друг на друга ее дни.
