Потеряв в итоге терпение, Зусь и несколько солдат сбросили военную форму, переоделись в гражданскую одежду и выдали себя за поляков. Они знали, что советским воинам, обнаруженным немцами, придется намного хуже, нежели польским гражданским лицам, несмотря на то что Германия объявила войну обеим странам.
Вскоре их остановили немцы, и офицер спросил, кто они такие.
— Мы были в плену у русских, — сказал Зусь.
— Что вы там делали? — спросил немец.
— Принудительная рабочая сила, — ответил Зусь.
Офицер махнул рукой, дав им знак проходить.
— Идите домой, — сказал он.
Буквально через мгновение они увидели четырех евреев, которые так и не успели снять красноармейскую форму. Немцы приказали им встать на колени и расстреляли с близкого расстояния.
Еще через некоторое время им встретилась группа русских солдат. На этот раз советский лейтенант спросил, кто они такие.
— Я еврей, — сказал Зусь, зная, что для русских лучше быть евреем, чем поляком.
Лейтенант не поверил ему, решив, что он вполне может быть нацистским шпионом, пытающимся пробраться внутрь страны.
— Видали мы таких евреев… — Он подозвал солдата еврея из своего отряда, который заговорил с Зусем на идише, и это подтвердило правдивость слов Зуся, — его находчивость снова спасла всех.
Добравшись, наконец, до Новогрудка, Зусь нашел там свою жену Цилю. Его дом был разрушен бомбежкой. Голодный и грязный, он отправился один в Станкевичи, чтобы повидать родителей, в то время как Циля, которая была на восьмом месяце беременности, осталась с родственниками в городе.
Асаэль, чья часть также распалась в хаосе и неразберихе первых военных дней, проделал намного более короткий путь и уже был в Станкевичах, где собрались и другие родственники. Их было слишком много, чтобы поместиться в доме. Некоторым пришлось устраиваться на конюшне. Но Станкевичам недолго суждено было оставаться безопасным пристанищем. К первому июля к границам их владений подошло подразделение вермахта, и в дом ворвался немецкий офицер.
— Кто все эти люди у вас в доме? — спросил он по-польски.
— Давид Бельский и его семья, владельцы дома, полей и мельницы, — ответил Тувья.
Немец заметил, что Тувья одет не как простой местный крестьянин.
— Кто ты?
— Я из Лиды, — ответил Тувья. — Но я вернулся сюда, когда город бомбили. Я вернулся к своему отцу.
— А что ты делал в Лиде?
— Я был бухгалтером, помощником бухгалтера, — сказал Тувья.
Тем временем солдаты разбили палатки на поле и превратили сарай во временный штаб. Немец объявил, что у всех, кто не жил постоянно на мельнице, есть пятнадцать минут, чтобы собраться и уехать. Те, кто не повинуется приказу, будут расстреляны.
