Она так напряглась, что не услышала, как он положил трубку и подошел к ней. Когда он взял ее за плечи, она вздрогнула.
— Мне хотелось бы убедить тебя… — снова начал он.
— Попробуй, — ответила она.
Тогда он тронул еще одну струну:
— Если ты согласишься помочь нам, я смогу потом, когда это станет возможным и без ущерба для моего нынешнего положения, признать этого ребенка. Я дам ему свою фамилию.
— Только приготовься, что можешь услышать в ответ: «Мне на это наплевать!» Хотя кто знает? Пусть он все решит сам.
Он спросил, как она к нему относится? Она? Перед ней он никогда не прикидывался, никогда не лгал. Как и она ему… Он спросил, о каком будущем она мечтает для мальчика, которым так гордится?
— Он станет, кем захочет. Я рассчитываю, что он найдет себе занятие по силам.
— Как он учится? — спросил Кастор.
Клер восхитил столь типично французский вопрос.
— Он счастлив, и это главное! Счастлив и умен.
Кастор сказал, что не верит в то, будто бы все великие люди были счастливы в детстве, как утверждает Черчилль. Клер ответила, что у нее никакого желания видеть сына великим человеком. Она хочет этим подчеркнуть, что ребенок растет веселым, здоровым, непослушным, без всяких видимых отклонений от нормы в характере и поведении, хотя по наследству мог заполучить нежелательные неврозы.
Кастор уцепился за слово «неврозы», которого не любил. Она стала подтрунивать над ним, говоря, что поклоннику Шекспира пора бы применять к расшифровке человеческого поведения иной код, иначе он умрет идиотом, и принялась искать книгу о «Гамлете», которая поразила ее.
Хотя их первая встреча прошла натянуто, а начало разговора развивалось и вовсе трудно, Кастор вдруг стал рассказывать ей о премьер-министре, который не способен объяснить стране политику правительства. Клер ответила: «Скажи, чтобы в Бобуре купили полотно Дибенкорна, его там нет». Ему была незнакома эта фамилия. Она показала афишу с изображением картины «Парки в океане» — в пастельных сине-серых тонах. Он стал задумчив. Затем внезапно спросил:
— Как ты живешь? Ты любишь кого-нибудь?
У нее едва не сорвалось с языка, что он располагает полицией для того, чтобы все знать, но сдержалась:
— Сложный вопрос… Нет времени, а может, и неохота. Надо ведь испытывать желание. А ты?
— Я… — Он улыбнулся. — Не знаю, умел ли я когда-либо это делать.
Он нежно поцеловал Клер.
— Спасибо. Я прекрасно провел время. Подумай о том, что я сказал, мы еще увидимся. Не так ли?
