Борщов скрючился под тонким одеялом, изможденное ломкой землистое лицо пятном выделялось на наволочке. Давно нестриженые волосы разметались по подушке.
Ему только что поставили обезболивающий укол, но дрожь продолжала сотрясать тщедушное тело.
— У вас нет иного выхода, Борщов. Сотрудничая со следствием, вы облегчаете свою участь.
— Что вы от меня хотите? — простонал он.
— Для начала, чтобы вы поняли, что прямо или косвенно, причастны к гибели сорока человек.
— Но…
— Какие могут быть «но»? Или, изготовляя мины, вы не знали их дальнейшего предназначения?
— Мне не докладывались.
— А своей головы на плечах нет?.. Решайте, по какой статье пойдете: за изготовление и сбыт взрывчатых веществ, или как соучастник террористического акта, повлекшего большие человеческие жертвы?
Борщов накрылся с головой и поджал к подбородку ноги.
— Что… я должен делать?..
Условия для общения в переполненной палате были неважные, и Сажин это понимал. Как понимал и то, что не было времени рассусоливать. Покупатель мог нагрянуть в любой день, возможно даже сегодня. И брать его следовало с поличным, при получении товара.
— Задержали вас в темное время суток, без посторонних. Человек вы нелюдимый, и поэтому соседи вряд ли заметили ваше исчезновение. Вас отвезут домой, оставят охрану, как при Шароеве. Ведите себя естественно, словно ничего не произошло. Передадите заказчику кейсы.
— И это все?
— Большего от вас не требуется. Оказанная услуга зачтется, как смягчающая вину. Мы договорились?
Борщов стянул с лица одеяло и приподнял голову.
— А у меня есть выбор?
Ставрополь. 27 мая.
15 ч. 55 мин.
Сойдя с поезда, Олесь огляделся по сторонам и смешался с толпой. Людской поток выплеснул его на шумную привокзальную площадь. Нашарив в кармане мелочь, он встал в очередь к окну коммерческого киоска, купил бутылку «Балтики» и, прихлебывая терпкое пиво, перешел дорогу.
Он нарочно долго торчал на автобусной остановке, пропустил два или три автобуса, шедших к городскому рынку. Народ втягивался в автобусы, остановка пустела. Ничего подозрительного вокруг Олесь не замечал.
Сев в следующий автобус, он рассчитался с кондуктором и отвернулся к окну. Ехать пришлось недолго. По мере приближения к рынку, в салоне становилось теснее. Нагретая солнцем крыша отдавала жаром, от которого не спасали открытые люки и форточки. Он изрядно взмок, и был рад не рад, когда выбрался на воздух.
Миновав расположившихся у ворот таджиков с мешками сухофруктов, Приходько влился в толпу.
