Он не зря еще в дороге наметил побывать на рынке. Лучшего места, чтобы уйти от преследователей, если они есть, не придумаешь. Купив сочившийся жиром чебурек, он просто шел по рядам, разглядывая разложенную по прилавкам снедь, изредка крутил головой, высматривая, не мелькают рядом одни и те же лица.
Иногда в толпе встречались милиционеры, но и они не хватали его за руку и не тянули в кутузку. Напряжение спадало. Он не более чем обычный приезжий, каких в городе каждый день сотни…
Покрутившись еще немного, и не обнаружив за собой хвоста, он вышел на магистраль и поймал машину.
Шофер завез его к черту на кулички, в район частного сектора. Подождав, пока автомобиль не уедет, Олесь достал адрес и, удостоверившись, что разбитая колесами грязная улица та, которую он искал, пошел, облаиваемый собаками, сверяясь по номерам.
* * *
Еще ребенком он возненавидел москалей, считая их главной причиной несчастий, свалившихся на семью.
У него была семья, были родители… Отец работал начальником отдела снабжения на обувной фабрике, достатка хватало, чтобы мать сидела дома. Была роскошная квартира, было положение отца, была служебная машина, подаваемая по утрам к подъезду, на которой, к зависти одноклассников, Олеся довозили до школы. Как больно и жестоко звучит — были…
Все в корне изменилось, когда нежданно-незванно нагрянула из Москвы министерская проверка. Ревизоры копались в бухгалтерских бумагах, после возник громкий скандал, и руководители фабрики оказались на скамье подсудимых. Размеры вскрытой недостачи потрясали воображение. После показательного судебного процесса, о котором много писали в газетах, виновных приговорили к высшей мере с конфискацией имущества.
Отца расстреляли, отобрали машину и квартиру, которая тоже была служебной. Чтобы не остаться на улице, мать пошла на фабрику простой техничкой, получала мизер, довольствуясь выделенной в общежитии комнатенкой. В той девятиметровой клетушке Олесь на всю жизнь усвоил: если бы не московские ревизоры, с семьей бы ничего не стряслось…
В армии москвичей не особенно жаловали, и впервые Олесь угодил на гауптвахту за драку с командиром отделения, клеившим за акцент ядовитую кличку: «Хохол». Сержантик, он как помнил, был тоже родом из столицы.
На волне перестройки, возродившей организацию УНА-УНСО, привлеченный радикальными лозунгами, он вступил в ее ряды, и быстро поднялся от рядового активиста до заместителя председателя городской ячейки.
