— Отвык? — удивленно повернулась она к нему.
— Мне сорок семь лет, не забывай. Я родился и вырос еще при шахе, совсем в другом, почти европейском обществе. Учился в университете на архитектора, хотел строить красивые современные дома из стекла и бетона. Как в Америке. И моя первая девушка была похожа на тебя, — он притянул Джин к себе. — Она никогда не носила ни хиджаб, ни чадру — только джинсы и джемпер. А в баре, где работала танцовщицей, выступала в очень коротком платье, чтобы все могли видеть её красивые ноги. Мы слушали «Битлз» и другую западную музыку и даже подумать не могли, что однажды всё это уйдет в прошлое.
— А где теперь та девушка?
— Ей пришлось бежать из страны. После революции танцовщиц приравняли к проституткам и стали отлавливать на улицах как бродячих собак, забивая, по исламской традиции, камнями. Мы с друзьями прятали Эке почти месяц, а потом помогли бежать через Ирак в Египет. Больше мы с ней не виделись. Я даже не получил от нее ни одного письма. Да это и неудивительно… — Шахриар опустил голову. — По правде говоря, я ведь и мусульманином-то тогда не был — продолжил, помолчав. — Скорее агностиком или даже атеистом, как большинство тогдашней молодежи. Но чтобы выжить в новых условиях, пришлось принять ислам, пойти на службу и даже взять второе имя — Мухаммед. Хотя никто меня так не называет, ни на службе, ни дома. Мой брат погиб в первые же недели ирано-иракской войны. Родители не хотели, чтобы я стал военным, но лучшего варианта для карьеры я не видел. Не в муллы же идти. А поскольку неженатый офицер стражей считался неблагонадежным, я женился. Моя нынешняя жена была тогда совсем девочкой, чуть ли не вдвое моложе меня. Читать и писать выучилась только после рождения второго ребенка, но для режима Хомейни это было нормальным явлением. При нем девочек выдавали замуж и в десять лет. Только после его смерти женщины получили право на образование и стали выходить замуж более взрослыми. Конечно, к жене я никогда не испытывал тех чувств, что испытывал до революции к Эке. До встречи с тобой я, признаться, и не надеялся, что когда-нибудь испытаю что-то подобное снова. Хоть ты и мусульманка, но совсем другая. Не такая, как те, которых я знаю. Наверное, это оттого, что ты родилась во Франции… Так что ты решила насчет нашего брака? — Коричневые с золотым отливом глаза впились в зрачки Джин.
— Пока ничего, — отвела она взгляд. — У меня еще не было времени подумать об этом.
