Купаясь в цветах мимолетных созвездий, нимфа пластичными движениями расстраивала всех наблюдающих за ней астронавтов, даже не имеющих возможность тронуть ее запах, купающийся в цветах, бесцветный запах. Лишь бы не уклониться от курса. Астронавты всегда должны быть точны…
Сегодня нижнее белье занимало свое место в шкафу. Находя его, она удивлялась, как красиво выглядят ее бюстгальтеры, она одевала один, меняла на другой, беспрестанно смеясь над собой, зеркальной.
— Девочка, я тебя люблю, — шептала губами сквозь дырочки трусиков, поднося их к лицу, подражая Афродите, являющейся ей во снах. — Нужно бы еще сказать это кому-нибудь…
Тишина после долгого раздумья. Лишь пляшущие человечки жонглируют сердцами недолюбивших юношей и испугавшихся искренних поцелуев девушек. В руках бессловесных клоунов таяли признания в любви, в небе над площадями безмолвных городов, птицы превращались в колокольный звон, их крылья каменели, лилии застывали клеймом на чьих-то телах. Что было потом, когда стропила мира разрушались безостановочно, видел ли ты мое лицо, видел ли я ее лицо, или она? Мы спрашивали — и берегли свои парализованные руки, которые не могли открыть миру невообразимые творения наших переплетающихся мозгов.
Ты убивала себя ножами самых известных убийц, ты развращала самых целомудренных юношей, ты пела с самыми знаменитыми оперными певцами, и щипала их за задницы, ты закрывалась всеми железными ключами, которые тебе делали на заказ, в своей комнате, не пуская в нее свою мать, прячась со своими любовниками, которые постепенно превращались в бездушно терзающих тебя садистов, обливая тебя ударами плетей, будто напоминая о своем одиночестве и нехватке любви. Семь раз ты вызывала скорую помощь, пытаясь поделиться с добрыми санитарами своими приступами, но санитары приступали к вкалыванию в твои исколотые вены снотворного, и фотографировали тебя спящую для медицинских журналов. Им выдавали премии, и кто-то из них обязательно встречал тебя около церкви или у заброшенного кафе, начинал разговаривать с тобой и интересоваться твоим самочувствием, угощал тебя кофе, но ты хотела виски. И ты думала о закрытых поликлиниках и чистке населения.
Ты стала войной, и я стал войной. Мы стали войной и войной. Мы были тобой и мной, а стали прощанием друг с другом. Так могло случиться тогда, когда я еще мог узнавать, жив ли человек, изучая его фотографии. Когда я радовался тому, что стал твоим адвокатом, председателем арбитражной комиссии, тогда в Польше убили таксиста, тогда я проиграл свое первое дело, и немножко постарел. Я бы навсегда остался в ванне, в муниципальных банях, а евреям сокращали сроки, нервы не прекращали опутывать сердце и умирать. Кому-то больше нравилось искать греческие корни.
