— Нет, таких денег нет, — произносит Фаруллах. — Но в любом торговом или ростовщическом доме Скралига и Контанти тебе дадут нужную сумму. Достаточно моего письма.
— Я верю тебе, но нет, — наемник продолжает держать руку.
— Мы верим тебе, но нет, — встает рядом с ним улыбающийся брат Лепель.
Лавочник протягивает ладонь.
— Еще одно, — говорит он. — Законные претенденты на вещи…
Брат Химус качает головой.
— Не появятся, не беспокойся.
— Что ж, — Фаруллах жмет сухую ладонь наемника. — Я, Фаруллах Салим Салан, лавочник города Тимурин, принимаю кубки, чеканные, из серебра, выкованные в Кимуре и Тхарке, поножи, железные, из двух пластин… — он дотошно перечисляет все, что лежит на телеге, не упуская ни тонкой женской заколки, завалившейся между досок, ни лопнувшего ремня, накрутившегося на колесную ось.
— …и обязуюсь вернуть через год брату Химусу перчатку без мизинца, обруч без оправы и горшок, исполненные магии, за триста тиффинов вознаграждения с расчетом в конце срока.
Наемник хмыкает.
— Я, Химус Каферран, обязуюсь заплатить лавочнику Фаруллаху триста тиффинов в конце срока за его труды с учетом переданных вещей.
— Теперь помогите закатить телегу, — говорит лавочник.
Он открывает ворота в каменной пристройке, и все месте они заводят бренчащую, позвякивающую повозку в душную, пахнущую сеном и деревом тьму. Солнечный свет, осторожно заглядывая внутрь, на мгновение освещает уставленные различными предметами полки и мешки, горой сваленные к стене. Затем створки схлопываются обратно, и брат Химус утирает лицо, а брат Лепель чешется, азартно заползая рукой под безрукавку. Фаруллах вешает на ворота лежавший в углу замок. Клац! — дужка. Щелк! — ключ.
— Вы знаете, что если опоздаете хотя бы на день, все вещи безвозвратно становятся моими? — спрашивает наемника старик.
— Знаю, — кивает брат Химус.
— Жду вас через год. Предложение о полутора тысячах тиффинов будет все еще в силе.
— Я подумаю, — говорит наемник.
— Что ж, тогда до встречи, господин Химус, — кланяется Фаруллах. — А мне нужно вернуться в лавку.
Он неторопливо бредет со двора, уверенный в синем взгляде в спину.
В голове его лениво пересыпаются имена мастеров, способных выковать горшку медного близнеца. Позади, помедлив, шелестят удаляющиеся шаги, шуршит шиполист, уже под аркой до тонкого слуха лавочника доносится лошадиное ржание.
Он вздыхает, заметив на ступеньках преддверья неподвижно стоящую Тиль.
Короткое платье, едва доходящее до коленок. Худые ноги, коричневые от солнца, в царапинах и пятнышках синяков. Тряпка на голове.
