Но радость была тревожной почему-то.
Не поспешил ли? Все ли продумал?
И репетиция — святое дело, бессовестно вышло, Боб прав, надо было хотя бы предупредить.
А с другой стороны, кто же мог знать, что именно в эту ночь произойдет такое?
Даже если он действительно предвидел и предчувствовал нечто подобное, то все равно это случилось слишком неожиданно.
Да и объективно вся цепочка событий не что иное, как внезапное стечение — не случайностей, нет — счастливых неожиданностей, звездное стечение, которое в итоге помогло разделаться и с двойственностью, и с унижением, а заодно и со страхом оказаться в конце концов бездарностью.
И однако же скоропалительное решение как-то нехорошо смахивало на легкомысленную авантюру.
Постепенно, словно дно моря во времена отлива, стал открываться подводный смысл происшедшего.
Наверное, да, было бы гораздо проще, если бы знать, если бы ясно видеть, что там маячит впереди. И прежде всего — где работать? Возвращаться в чистые солисты — поздно и смешно. Слишком забыто и заброшено. А концертмейстером в филармонии — да ну их к черту! — разъезжать по санаториям-пансионатам, бренчать на расстроенных инструментах? Нет уж, нет уж.
Лучше, пожалуй, найти приличный небольшой ресторанчик с хорошей группой — надо бы в консерватории разведать у ребят — и ради дела плюнуть на условности.
Ну, конечно, это яма, натуральная халтура, да еще эта гнусная дележка «бочковых», и придется отдать все вечера, кроме одного выходного.
Зато освободятся дни для работы — гордое слово, — той самой, заветной, ради которой с таким трудом урывалось время от учебы.
Но в том-то и шутка. Хотя он и убеждал себя, что все идет к лучшему, не иначе, и что ему вовсе необязательно быть «кем-то», а нужно лишь честно и внимательно жить и по возможности быть самим собой, хотя он чуть ли уже не гордился в душе своим новым призванием, пока еще, правда, скрытым от окружающих, но для него-то существующим почти несомненно, — в том-то и авантюра, что риск — и даже еще больший, чем в училище, — риск оказаться бездарностью на новом поприще оставался.
Да, риск, и немалый. Ведь все еще только в планах и надеждах и во что они выльются — никто не знает. А при такой неутешительной перспективе не иметь запасного варианта — чревато, чревато.
Впрочем, ладно, сейчас он был просто не в состоянии продумывать все до конца.
Поживем — увидим. Может, не так уж это и страшно, как мерещится.
И он потянулся, вздохнул и зевнул.
