И тут же в соседнем окне погас ночник: мамуля дождалась полуночницу-дочь.
А как же отец?
Отца у них не было, ясно.
Смелые женщины, однако…
А дом — почти весь — погрузился в сон. И футбольные страсти улеглись, как видно. Лишь несколько окон разрозненно светились в ночи, и слышалось забытое радио — тихая музыка.
Он вздохнул и, вспомнив, что собирался уходя погасить свет, посмотрел вверх, под ржавый колпачек, потянулся рукой к выключателю на столбе: щелк — лампочка погасла.
Снова кромешная тьма, как будто ослеп. И ни звезд, ни луны — за облаками, что ли?..
Но, спускаясь ощупью на землю, опять посмотрел на правое крыло дома и самодовольно улыбнулся: ее окно светило ярче всех — до-олго будет помнить, девчонка!
Потом, уже выбравшись из темноты двора в свет пустынной улицы и радуясь, что хоть домой идти недалеко, каких-нибудь 15–20 минут переулками — судьба на этот раз обошлась по-божески! — вдруг вспомнил момент своего позорища — ну, может, не позорища, а досадной оплошности: «Я звонил… не вам», — и сокрушенно покачал головой: не так надо было!..
А как?..
Да очень просто: я звонил… я звонил… — и тихо засмеялся, опять почему-то довольный собой: ну кому? Кому ты звонил? Слабо красиво солгать? Не берись!..
А телефон в его квартире звонил, надрывался, словно не умолкал весь вечер и всю ночь.
— Где ты был? — без лишних предисловий, просто и ясно, даже, казалось, спокойно спросила Инна, но ему-то еще надо было подготовиться, обдумать.
— Сейчас, погоди, Ин, прости, я сейчас, — пробормотал он, морщась и слегка сопя от боли в ушибленной коленке.
— Ты что, уже спишь?.. — Видимо, такой неожиданный его маневр немного сбил ее с толку.
— Да нет, здесь темно, упала трубка, извини… — И про себя усмехнулся: даже в этой безнадежной ситуации нашлась возможность потянуть с ответом, и как же оказалось кстати, что он, услышав звонки еще за дверью и решив прикинуться больным, в спешке не стал включать свет в гостиной и сослепу наткнулся на столик, чуть не опрокинув его вместе с телефоном. Трубка от удара подскочила и свалилась с рычагов, громко стукнулась о деревяшку, скатилась на пол, на ковер, пришлось униженно ползти за ней под столик, лихорадочно шарить в потемках.
— Ну все? Говорить можешь?
— Могу вообще-то. — Все еще посапывая немного нарочито, он переместился с четверенек на пятую точку: вставать с пола не было пока ни сил, ни настроения.
— А что там с тобой такое?
— Да ерунда, ударился нечаянно, тут темно, упала трубка, я ж говорил. — Прикидываться было бесполезно, больной давно сидел бы дома, и он решил идти в открытую, продолжая, впрочем, заговаривать зубы.
