Но сейчас был день, и скоро мне предстояло узнать, чего хочет от меня королева. Помнится, я не находил себе места, пока Ральф седлал лошадей и завершал сборы в путь. Маэва со служанками в кухне мыла терновые ягоды, предназначенные для приготовления вина. Один чан с ягодами уже закипал на плите. Не дико ли, что я увожу с собой к королеве этот терпкий терновый дух? Вдруг он сделался для меня невыносим, я поспешил наружу, глотнуть свежего воздуха, но одна из служанок выбежала вслед за мной с каким-то вопросом, я стал давать ей объяснения, и это отвлекло меня от дум, а тут и Ральф подошел сказать, что все готово, и вот уже мы втроем — Ральф, гонец и я — поскакали легким галопом в ласковых, нежарких лучах сентябрьского полдня, направляясь в Тинтагел.
Всего лишь несколько месяцев я не видел Игрейну, но как же она переменилась! Сначала мне подумалось, что все дело в беременности: ее некогда стройный стан разнесло, а лицо, правда, сохранило свежий здоровый румянец, но под глазами и у губ легли, как бывает у женщин, страдальческие тени. Но перемена в ней была глубже — во взгляде, в движениях, в том, как она теперь сидела. Раньше, горячая, юная, она была похожа на птицу, рвущуюся ввысь и бьющую крылами о прутья клетки, теперь же словно сникла в своей тяжести, сложила подрезанные крылья, прижилась на земле.
Она приняла меня в своих покоях на верхнем этаже — в продолговатой комнате с круглым углублением в северо-западной стене, где находилась угловая башня. В длинной стене, выходящей на юго-запад, было несколько окон, сквозь них свободно падали солнечные лучи, но королева сидела под узким башенным оконцем, в которое веяло прохладой погожего сентябрьского дня и доносился от подножия замка вечный шум морского прибоя Во всем этом я узнавал Игрейну прежних дней. Как похоже на нее, подумалось мне, предпочесть солнечному теплу ветер и шум моря. Но хотя много здесь было воздуха и света, все же оставалось что-то от клетки: в этой комнате некогда томилась молодая жена старого герцога Горлойса — до той роковой поездки в Лондон, когда она и король увидели друг друга. Теперь, после краткого полета, она опять заточена здесь, заточена любовью к королю и тяжестью его ребенка. В моей жизни была только одна женщина, которую я любил, но ко многим испытывал жалость. И теперь эту юную королеву, прекрасную и добившуюся своего, жалел так же горячо, как и боялся: что-то она вше скажет?
Королева приняла меня с глазу на глаз. Паж провел меня к ней через передний покой, где за прялками, тканьем и пересудами проводили время придворные дамы. На меня устремились со всех сторон блестящие взоры, языки замерли, чтобы заработать с новой силой, как только я скрылся за порогом. Ни одна меня не узнала, а у некоторых на лицах даже выразилось разочарование при виде такого невзрачного, бедно одетого мужчины, чей приход не сулил им новых забав. Для них я был лишь посыльный, которого в отсутствие короля вели к королеве, только и всего.
