Трижды брат Карни увлекался сверх меры. В эти минуты Диего без церемоний хватал его за шиворот и оттаскивал назад. Чудо Господне! – граф сносил такое поношение с кротостью святого. К остальным коллантариям маэстро старался не прикасаться без нужды. От прямого контакта с собратьями по оружию его через раз выбрасывало в галлюцинацию, способную превратить мозг в кисель. Он помнил, как это выглядит, по эксперименту с мар Фришем, во время первого путешествия по адскому космосу. Поля, оболочки, волны – чертовщина сплеталась с чертовщиной, свет пожирал тьму, тьма отрыгивала свет, и было дьявольски трудно вернуться к рапире, клювам, когтям.
– Тысяча чертей!
Ругательство, уместное как никогда, возвращало самообладание.
– Бейте их! Бейте!
Рядом с Карни, чудом не попадая под копыта взбешенной кобылицы, стоял татуированный дикарь. Его звали Якатлем – имя Диего узнал случайно, услышав, как помпилианец орет блаженному: «Якатль, сволочь! Дерись!» Драться Якатль не собирался. Приказ живчика он выслушал, не более того. С кретинской улыбкой дикарь чесал яйцеобразный затылок и причмокивал в особо острых моментах схватки. Он напоминал зрителя, угодившего на матч, результат которого безразличен человеку на трибунах в высшей степени. Одержи коллантарии победу, сожри твари коллант без хлеба и соли – в любом случае дикарь останется в выигрыше. Босоногий Якатль жил в вечном кайфе; аналогичный, если не больший кайф, судя по всему, ждал Якатля после завершения земного пути.
«Он что, – изумился маэстро, – совсем не боится смерти?!»
Во время нападения комариного роя Якатль жег насекомых огнем нимба. Сейчас этот случай представлялся сном, ложной памятью. Впрочем, и тогда Якатль пришел на помощь Карни в последний момент… Нутром маэстро чуял: рассчитывать на нимб дикаря-идиота – пустое дело. Единственный, за исключением Карни, у кого не было ни царапины, Якатль мог пробоваться на роль воплощенного предательства.
– Дерись, гаденыш!
Якатль кивнул, не двигаясь с места.
Пользуясь краткой передышкой, Диего вытер лоб. Ладонь окрасилась кармином – лоб обильно кровоточил, разодран у виска. Плечи налились свинцом, в колено воткнули раскаленный штырь. Все, отметил маэстро. Это уже не драка, это судороги. Господи, услышь мою молитву…
Услышал сатана.
Задыхаясь, Диего Пераль смотрел на дальний водопад. Брызги, ранее похожие на снопы искр, потемнели, сменили блеск с радужного на смоляной. Черная пена взвилась над мокрым камнем, противореча всем законам природы, распухла овсяной кашей, выбросила тугие звенящие щупальцы – и вихрем понеслась к дерущимся, торопясь урвать и свой кусок.
