Через полчаса я сидел в больничной палате. На одну руку мне поставили капельницу, а другую приковали наручником к кровати. Два констебля стояли у двери, а врач срезал мне ножницами шнурки на ботинках.
— Сколько вы там провели? — спросил он.
— Почти два дня.
— Нога здорово распухла. Посмотрим, что можно сделать.
— А что с Винни? Как он?
Врач глянул на полицейских.
— Не знаю, — ответил он. — Им занимается другой врач.
Он наконец стянул ботинок и носок. Нога была багровой. Я ее даже не чувствовал.
— Плохо дело, — сказал он. — Надо согревать ее постепенно. И держать на весу. — Он взялся за другой ботинок.
— Ребята, может, кто из вас сходит посмотреть, как там Винни? — попросил я стражей.
Они не шелохнулись.
— Спасибо большое, — сказал я.
Когда врач снимал второй ботинок, вошел мужчина, показавшийся мне знакомым. Вторая нога была не лучше.
— Классический случай траншейной стопы, — сказал вновь прибывший. — Вам придется долго лечиться.
— Вы можете сообщить хоть что-нибудь о моем друге?
— Ему сейчас промывают рану. Этот скотч практически спас ему жизнь. Ваша была идея?
И тут я сообразил, где видел его раньше. Это был старший сержант Морланд из Херста. У него, по-видимому, был выходной — он был в штатском.
— Поймите, мы не убивали констебля Демерса, — сказал я.
— Ему оставалось три месяца до пенсии. Вам это известно?
— Да.
Он достал диктофон:
— Начните с самого начала.
Что я и сделал. Я рассказал ему, как мы в первый раз приехали на базу, как встретили Ги и его деда, как прилетели на озеро, нашли мертвые тела и второй самолет. Я рассказал все с начала до конца, а потом повторил снова, и на этот раз меня слушали еще несколько человек из канадской полиции.
Посреди моего рассказа принесли еду. Жареную индейку с картофельным пюре и соусом. Я попросил извинить меня и набросился на угощение.
Когда они ушли, сторожить меня остался новый констебль. Он сел на стул и не сводил с меня глаз. Через несколько часов я наконец задремал. Но мне мерещились деревья, самолет, кружащий по озеру, и открытые глаза мертвеца.
И медведи.
Утром врач снова осмотрел мою ногу. Сказал, что цвет стал гораздо лучше, и спросил, как я себя чувствую.
— Хреново, — сознался я. — Жутко зудит.
— Этого и следовало ожидать, — сообщил он.
— Вы не можете сказать, как там мой друг?
— Лучше, чем можно было ожидать. У него отстрелена мочка правого уха.
— Я это сразу понял. Можно мне его увидеть?
Врач посмотрел на констебля.
— Это не мне решать, — сказал он.
