— Ехать-то? Аж до самого камню.
— До какого камню? Да не спи ты, говори толком. Што это за камень, спрашиваю?
— Камень-то? Сопка такая каменистая, скала.
— Та-ак.
— Вот как доедем до нее, в энту сторону отворот будет, — мальчик рукавом полушубка показывает налево, — там наши пашпи, на елане. — И снова засыпает, привалясь головой к облучине.
В это утро хозяйка не слышала, как Ермоха разбудил Мишку, спавшего на лавке в горнице, как они запрягали лошадей и уехали на пашню. Проснулась она на рассвете и, накинув на плечи старенькую, ватную куртку, вышла на крыльцо. Светало, пели вторые петухи, телег в ограде не было, лишь следы колес и копыт темнели на заиндевелом песке и пожухлой травке-чушатнике.
— Раненько поднялись мужики наши, поеживаясь от утреннего холодка и довольно улыбаясь, вслух сказала хозяйка. — Пойти затопить печь да квашню примесить, приедут скоро.
Она с вечера завела небольшую квашонку из гречневой муки, чтоб к завтраку напечь и угостить работников колобами со сметаной.
Со снопами Ермоха приехал на восходе солнца. Развязав первый воз, сняв с него бастрик, принялся обосновывать первую кладь. Делал он это обстоятельно, по-хозяйски, ровно, как по линейке, укладывал ряды снопов, прихлопывал их с гузна рукавицей. Снопы ему на кладь, ловко орудуя вилами, подавала сама хозяйка. Все это утро лицо ее светилось радостью, розовело на скулах, все ее радовало: и этот удивительный, невесть откуда появившийся старик, да еще и со своими лошадьми в придачу, и тяжелые снопы пшеницы.
"Пуда по два с суслону сыпапет ноне пшеница", думает она про себя, счастливо улыбаясь, и сноп за снопом кидает на кладь Ермохе.
Однако и в это такое радостное утро нет-нет да и взгрустнется хозяйке, и улыбчивые глаза ее тускнеют при мысли о том, что радость эта недолговечна, ведь вот поможет ей этот добряк вывезти хлеб с полей и уедет, снова останутся они одни-одинешеньки! А впереди зима, справится ли Мишка с мужской работой в зимние морозы! Усилием воли она гонит от себя черные мысли, старается думать о другом. "Ничего-о, люди-то хуже меня живут, да живут, а мы-то ишо слава богу, и хлеб у нас свой, вот вывезем его, а там опять — мир не без добрых людей, а к весне-то, может, Петро вернется, не век же она тянуться будет, война эта, трижды клятая". И снова светлеет лицом и кидает снопы на кладь.
Разгрузив телеги, хозяйка поспешила в дом помочь свекрови готовить завтрак. А там уже и самовар шумит на столе, и колобов напекла бабушка, разрумяненная жаром топившейся печки.
