Я командно крикнул:
– Открыть ворота!
Ни шёлоха. Стоят часовые – камни. Сашка в сирену взвыл, – завыло в бору, заклёкало. Стоят, как мертвые! Прямо – волшебный замок.
Я крикнул Сашке – вперед! Нащупываю наган, на случай… Черт!., у казначея оставил, на кушетке! Э, к черту! Крикнул сфинксам:
– Открыть ворота! Буду стрелять!!.
Тогда один из солдат крикнул что-то невнятное и вскинул винтовку на руку… Крик казначея, – и вдруг… словно сорвали калитку, – а забор высокий, глухой, – и появляется… великан!..
Сказка…
VI
Представьте: человек, без малого в сажень, и все – в пропорции. Матово-бледное лицо, черная борода-красавица, нос орлиный, запавшие, острые, огневые глаза-сверла. Страшно худое лицо – воск тонкий. Высокие сапоги, офицерские штаны, боевая кожаная куртка с полковничьими погонами, и по груди – высокие боевые ордена. Взгляд такой, что связывает волю и может приказать все, до смерти.
Я привстал отдать честь, – и сел, словно меня прихлопнуло. На голове полковника был… медный тазик! Да, вроде плевальницы! Как шлем. Подвязан ремешком у подбородка. В руке – наган! И этот наган двигался, нащупывал нас черным, неотвратимым зраком.
Секунды… или минуты? Это длилось…
Я смутно слышал, как стучал над головой дятел, как тяжело сопел казначей, скрипел кожей подушки, сползая в ноги… стрекотала, – потыркивала нетерпеливо машина…
А наган все нащупывал… Поискал – и медленно, нехотя, опустился. Раздумчиво как-то опустился, словно подумал: «мы еще поглядим»…
Я снова привстал. И только хотел Сказать, как резкий приказ наганом:
– Сидеть!
Острый, бешеный взгляд полковника связал мысли. Я опустил глаза. Как сквозь сон, видел я ужас на лице казначея. Он хотел испариться. Он весь словно сложился, сморщился, мутным глазом высматривая из-за чемодана, и отмахивался: назад! назад!!
– С руля!
Как сталь по камню. Сашка руки с руля; раз-два! Сидим, как связаны.
Смотрю, – из-за полковника высунулся, как грибок из-за пня, тощий, вертлявый, бритый… человек-обезьянка, с сероватым лицом в кулачок, в долгополом гороховом халате, с синей папкой и карандашиком. Адъютант! Досиня бритая голова, узкий, заросший лобик мартышки. Он впивается в нас мышьими глазками, водит носом, крысенок, нюхает воздух, преданный раб, готовый на все. Часовые, как истуканы. И тишина, тишина… Только дятел стучит-стучит да тяжело сопит казначей…
И вот, с наганом у шва, с вытянутой левой рукой, идет полковник к машине. Лицо – тревожно-восторженное, как бы озаренное открывшеюся нежданно мыслью. В глазах – радостная тайна,
