Если бы там остаться! Тишина усыпляющими глазами ворожила моей душе, и тогда, тогда только почувствовал я до боли, что устал я смертельно, что я – не я.
Стоят дремотно-розовые колонны, а под ними густой-густой мох, бархатные зеленые подушки. Я жадно смотрел на них… Вот где тишину-то слышно!
Охватывало лаской Великого Покоя. О, лес волшебный, сонное царство сказки!
Всех охватило благостное безмолвие. Казначей снял фуражку и завздыхал:
– Воля Божья. Привелось напоследок такую красоту увидеть… Всю жизнь о лесе таком мечтал, и всю жизнь чужие деньги считал…
Едем тихо, дорога в ямах. Прохлада, свежесть.
– Клёк-клёк..! – вспугнул Сашка лесную глубину – тайну. Тревогой побежало в бору… – и я, и казначей, оба крикнули, словно от острой боли:
– Не надо!..
Глубь – тишина – тайна. Рябина горит в луче – улыбка бора. Сырость в лицо – овраг…
– Человек в канаве!..
Мчит машина – не разобрать! Эх, спросить бы… Время не ждет, летим. Втягивает глубина – тайна…
Стоп!.. – Сашка остановил машину.
Поперек дороги канава, свежая перекопка. Столбик с дощечкой – «охота воспрещается», а под дощечкой – бумажка.
Сошли, чтобы не поломать машину, – и я читаю: О. Л. – выведено крупно тушью, а внизу помельче:
«Воспрещаю дальнейшее следование на основании кодекса О. Л. Полковник…»
Подпись вытянулась в неразборчивую черту и росчерк.
– Что же это значит: О. Л.? – спросил я слепую подпись.
– Да Окружное Лесничество, это ясно! – сказал казначей уверенно. – Впрочем… Ну, конечно… Окружной Лазарет?!.
– Таких не бывает, казначей.
И вдруг казначей странно хрипнул, словно его сдавили, и показал пальцем:
– Полумесяц!.. Полумесяц сверху!!.
Да, вверху бумажки лихо был выведен тушью красивый полумесяц.
У казначея дрожали губы. Он впивался в мои глаза и шептал чуть слышно:
– Неужели турки, капитан?.. Ведь они с немцами, и это ихний полковник! Мы в плену… Конец, ясно.
Он как будто всплакнул и опустился у столбика.
– Ни шагу дальше… – бормотал он тревожно. – За себя не страшусь, но обязан исполнить долг… При мне казенные деньги! несу ответственность перед… законом! Их надо спрятать.
Он растрогал меня, чудак. Он взирал на меня с надеждой, что я укажу выход. А мне… мне стало странно легко, знакомо: ну вот, опять наплывает марево, волшебный лес начинает приоткрывать тайны… Ведь это же сон мой длится, а настоящая моя жизнь остановилась еще тогда, в те странные ночи «гроба». И я – вовсе не я. Да кто же? Ну да, я, прежний, остался, конечно, там, под этими бревнами, где плясали в крови и рёве. Я сказал:
