Вскоре появился перепуганный насмерть «Конь», который даже не стал допытываться, где я был все это время. Все вместе мы прибыли к Ашихмину.
Старый полковник, выпускник полковой школы предвоенного периода, был на редкость крут. Для начала он «спустил» на меня такого «кобеля», что просто жуть. Эмоциональный по натуре, я попытался возразить, но «Конь» испуганным шепотом оборвал меня: «Молчи! Молчи!».
Однако это не прошло незаметно для старого вояки. Высказавшись беспрепятственно, он уже спокойно спросил:
— Что вы хотели сказать в свое оправдание, товарищ курсант?
Мне терять было нечего, поэтому я очень уверенно сказал:
— Товарищ полковник! Нас вызвали в столовую для помощи. Но мы наряд по чайной, а не по столовой для иностранных слушателей. Полагаю, там должны работать бойцы из боупа[1], а не мы вдвоем. Спецодежды нам никто не выдал, а выдали каких-то два крюка. Туши тяжелые, и мы физически не могли их таскать, не задевая асфальт. Но вместо того, чтобы организовать помощь, на нас стали орать матом. Товарищ полковник, матерное слово не красит никого. И я признаю свою неправоту и несдержанность, но когда отборным матом сыплет женщина. И не просто женщина, а жена заместителя начальника училища…
После этого Ашихмин нас с Тарасом отпустил без слов. Конь остался получать ещё какие-то дополнительные инструкции.
По дороге в казарму Тарас сказал:
— Козлевич, я думал, что нам «трындец». Если бы не твой язык, нам здесь уже не учиться…
Служил некогда в девятой роте командиром взвода старший лейтенант Коржов. Был весьма уважаем в курсантской среде за невозмутимость и спокойствие, которым мог соперничать со сфинксом. Спокойствие его шло, скорее всего, от уверенности в собственных силах. Был очень неплохим мастером каратэ и вообще хорошим спортсменом. По рассказам его спокойствие граничило с флегматичностью. Это и сыграло как-то злую шутку с ним.
Я уже писал, что курсанту палец в рот не клади. Курсанту девятой роты не только не клади, но даже и не показывай.
Как-то Корж, так все его звали, проходил мимо фрагмента забора, особо облюбованного нарушителями воинской дисциплины для походов в самовольную отлучку. И тут весьма неосторожно прямо перед ним приземлился курсант девятой роты, скажем, Иванов. Времени прошло много, и курсантская молва, да и моя память за столько лет не сохранили его фамилии. Коржов даже растерялся сначала, но потом строго спросил:
— Что вы здесь делаете, товарищ курсант? Почему через забор?
