Слова Дэвида заметно расхолаживали полковника. Когда Дэвид умолк, он отвел глаза в сторону и оба довольно долго молчали. За кухонной дверью негромко позвякивали чашки и блюдца.
— У меня сложилось впечатление, что сам Саксл не слишком настаивал на механизации опыта, — сказал наконец полковник. — Как вам известно, у нас бывали совещания, и он неоднократно говорил, что…
— Он говорил, что будет работать по-прежнему, потому что у него это получается, — сухо перебил его Дэвид. — И еще он говорил, что никому другому не посоветует работать таким же способом. О, господи, все это теперь лишние разговоры, но вы конечно знаете, почему он взялся за это вчера. Он показывал Уолтеру Геберу, как делается опыт. Гебер должен был замещать Луиса, пока он будет в Бикини. Значит, что же? Ну ладно, все мы стараемся выиграть войну, каждый по-своему. Какую же войну? Да ту войну, которую не выдержит никакая цивилизация, если позволите процитировать слова генерала Мичема из воскресной газеты.
— Дэвид, у вас была трудная ночь, — сказал полковник, вставая. — Случилось большое несчастье. Мне кажется, я понимаю, что творится у вас в душе. Я вам сочувствую, поверьте, глубоко сочувствую. Но что толку от того, что мы будем разговаривать в таком тоне? Разумеется, все это нужно обсудить, но… Лорэн!
Дверь тотчас же открылась и вошла жена полковника в полинявшем халате и папильотках. В руках у нее был поднос с кофейником и чашками. Она бросила на Дэвида взгляд, полный сострадания, быстро разлила по чашкам кофе и пробормотала множество сочувственных слов, удержавшись из уважения к измученному виду гостя от множества назойливых вопросов.
Прихлебывая кофе, они говорили все, что можно было сказать в данном случае; впрочем, далеко не все, ибо Дэвид почти не участвовал в разговоре. Поставив на стол недопитую чашку — по его словам это была шестая с тех пор, как он в пять часов утра ушел из лаборатории в каньоне, — Дэвид оперся подбородком на палку и, слегка поворачивая голову, обводил глазами геометрический узор ковра.
— Что ж, остается только надеяться, — сказала жена полковника, — надеяться и молиться. Теперь ведь врачи делают чудеса.
Луис просил не извещать родителей, сказал им Дэвид; он хочет подождать и считает, что пока незачем их тревожить.
— Это можно? — спросил он, пристально глядя на полковника. — Или запрещается каким-нибудь пунктом военного устава?
— Мы обязаны известить семьи всех пострадавших, — ответил полковник. Но, разумеется, сначала он поговорит с врачами; он не станет волновать людей понапрасну. — Дэвид, — сказал полковник, — а что он думает о своем положении, вы не знаете?
