Клирик догадывался, что епископ сообщает на ушко пастве. Имя. Если хватило барду, почему фермеры должны оказаться крепче?
Сочтя, что намолото достаточно, Немайн засыпала порченую муку в котелок, осторожно залила водой. Поставила на огонь. Понемногу на поверхности начала собираться бурая, ядовитая пена… Поплыл дурманящий запах…
– Я же имею право на суд Божий? – спросила Анна у епископа. – Я неплохо управляюсь с копьем. Согласна даже одну руку сзади привязать… Если сочтешь, что сида меньше ростом.
Надежда… Вдруг на исчадии холмов грехов столько, что высшие силы простят ложь и злоумышление, лишь бы покарать мерзавку? Но епископ безразлично бросает, как про погоду:
– Не советую. Будет очень некрасиво. И – против всякой пристойности. Суди сама. Вот ты на земле валяешься – с дыркой в брюхе, воешь, кишки выпали, воняют, юбка задралась. Сида тебе ворот разорвала, сиськи на трофей отрезает. При мужчинах… Потом голову. Или наоборот? Давно не судил женских поединков насмерть, Бог миловал. Ты ж понимаешь, что будет именно так. Права‑то Немайн.
– Стервятник всегда прав… А при чем тут Немайн?
– А вон, при котле за варевом следит. Немайн верх Ллуд. Знакомься.
– Боженьки…
– Вспомнила? Так и помолись, авось услышит.
Пена над варевом начала стремительно подниматься. Сида сдернула котел с огня, тяжесть качнулась в руках, черной жижей плеснуло на пол. И ничего, солома не задымилась.
– Готово. Пить лучше горячим. Анне – тебя так зовут? – первой.
– А кому еще? – осторожно поинтересовался хозяин.
– А всем. Это ж не яд и не зелье. Просто напиток из холмов. Только готовить я его толком не умею. Так что, если вышло невкусно – пусть отдуваются ведьма и стряпунья. И еще: не понравится – приготовьте сами. Может, у вас рука полегче.
Анна отхлебнула. Было слишком горячо, немного горько – но вполне терпимо. Конечно, чтобы пить такое для удовольствия, нужно быть очень странным существом. Например, сидой.
– Гордишься, что добренькой стала? – спросила знахарка. – Вместо отравы подсунула просто гадость.
– Я не добренькая. Я добрая. Кто будет вместо тебя лечить людей? Но больше на снисхождение не рассчитывай. И, кстати о гадости. Что‑то ты не плюешься.
Перт гаденько хихикнул. Немайн между тем плеснула варева себе в кружку. Сделала глоток. И мечтательно закатила глаза, показав краешком синеватые белки. Анна была права. Получилась сущая гадость. Если сравнивать с любимой его робустой. Лично жаренной, лично молотой, варенной в нормальной джезве… И все‑таки это была гадость, похожая на кофе! Которое здесь и сейчас не купить ни за какие деньги. Потому, что арабы еще не пристрастились к напитку. А возможно, и вообще не придумали… Так что придется довольствоваться суррогатом. Но в следующий раз добавить цикорий.
