— Я не Жюль Верн и не Фенимор Купер, чтобы их развлекать. Скоро меня заставят плясать на уроках. А мне не до плясок, не до плясок! Да, да, и ничего смешного тут нет!
Стул под Кайдаловым заскрипел.
— А что с Отмаховым делать? — сказала Ирина Романовна, маленькая женщина с бледным лицом, в очках. — Он невесть что выдумывает: «Немецкий язык, говорит, теперь во всем мире отменен. Остался только у фашистов и немецких овчарок». Что с ним делать?
— Приструнить их надо! — буркнул Кайдалов. — А кого и помелом из школы вон!
Тоня отшвырнула ручку:
— Нет, я и записывать этого не стану! Что же получается? Отцы на фронте, а мы с их детьми воюем! Может… может, отец Пуртова сейчас ваших близнецов защищает?
Кайдалов ударил себя кулаком по колену:
— Вы… вы мне душу не ворошите, не трогайте!
Мария Максимовна все это время несколько раз неслышно меняла положение ног. «Заломило барометр мой…» Она с заметным трудом встала, оперлась руками о стол.
— B каждой школе свои Пуртовы и Отмаховы, — немного ворчливо сказала она. — Куда мы от них сбежим? Мы с ними, как я вот с этим кольцом на моем пальце. Уж тридцать лет не снимаю. Ларион Андреевич, не годится так! — Мария Максимовна говорила строго, не торопясь. — Горе-то у вас горькое, кто же отрицает, да ведь и у них, у детей, своего горя мало ли? Что же, криком кричать? Нас оставили здесь не потому, что мы слабые, беспомощные. Мы сильные и очень нужные.
Она глубоко вздохнула, села в кресло, откинулась на спинку, прикрыла рукой глава.
«Ох, стара я, стара…»
Кайдалов вытащил огромный носовой платок, звучно высморкался и заскрипел стулом. Звук был такой, словно не один, а несколько человек одновременно усаживались, скрипели стульями, сморкались.
— Надо нам оркестром работать, не дудеть каждому в свою дуду, — не меняя позы, сказала Мария Максимовна. — Что же, может, предложения есть?
— Хорошо бы родителей пятиклассников собрать, — сказала Ирина Романовна, — а Тоне надо провести сбор.
— Правильно. — Тоня встала. — И у меня п-п-предложение. — Она чуточку заикалась; в школе к этому уже привыкли, и всем казалось, что этот милый недостаток даже идет к Тоне — к ее подвижной фигуре, летучей походке, сосредоточенному лицу. — Все же у нас двенадцать отрядов. У меня и физкультура, и второй класс веду. Я не к тому, что трудно, но просто не успеваю. — Она говорила так, словно оправдывалась в чем-то. — Надо пятому «Б» хорошего вожатого. И еще буфет бы открыть.
Все рассмеялись. Мария Максимовна отняла руку от глаз и внимательно посмотрела на свою бывшую ученицу.
