Бурундук - Оскар Адольфович Хавкин

Моим забайкальским внучкам — Инге и Сане.

— День-другой ещё подожди́т-побрызгает там, за хребтом, тогда и здесь вздует реку… Понесёт её, как бешеную кобылицу в степи, и примется берега грызть-заглатывать. Я глянул, уходя сюда: потемнела, будто в неё смолы подбавили, и шуму набирает…

Дед Савося круто помешал деревянной ложкой в прокоптелом котелке. Котелок свисал над огнём с толстого корявого сука, сук словно врос в две дымчатые рогульки. А ложка, пропаренная в кашах и похлёбках, облупленная так, что от пёстрых красок остались лишь загадочные золотисто-чёрные знаки, — ложка всегда при дедушке, как ружьё и охотничий нож, она у него или за поясом, или в кармане куртки, наготове…

Из котелка дыхнуло-пыхнуло разопревшим пшеном с салом — густо, тягуче, сладко.

У Леры затрепетали ноздри короткого тупенького носа: Лера чует жареное и пареное за версту. В классе сидит, а нюхом знает, что в школьной столовой — картофельная запеканка, дома — мясной борщ, а у седенькой бабушки за тридевять земель — печёный лещ. Тем более сейчас, рядом с котелком. А Уля беспечно помаргивает иссиня-чёрными острыми ресницами — она тоже голодна, ей тоже хочется каши с салом, но гораздо сильнее желание знать, почему у котелка вмятины, а у ложки черен с трещиной, а у дедушки красно-белёсые, затверделые рубцы на шее…

Сёстры смирно сидят рядом на брёвнышке, с неподвижными мисками на коленях: сейчас дедушка снимет пробу, тогда уж тянись с плошками к котелку.

Дед Савося неодобрительно поглядел на папу, стоящего у костра в одной майке и в трусах, на девочек, терпеливо и напряжённо сидящих на брёвнышке в своих сарафанчиках (на Уле — красный, в белых цветах, на Лере — синий, с блеском). И скова помешал в котелке. Каша ему не по вкусу? Или речка тревожит? Недоволен, что их пригласил — заботься-беспокойся?

— Сюда река не доберётся, хоть ошалеет, до избёнки-сайбы нашей: высоко живём. А село порушит — не токмо загородки да стайки, избёнки наши поплывут… Каша, однако, упрела, можно исть, нукось, кедровки-посестровки, разевай клювы!

Как только он их не прозывает: то пищухами, то зайчатами, то лисичками, а то просто зверушками, будто они родились в этом лесу, будто у них тут гнездо или нора. Иногда им самим кажется, что они лесные, из багула вышли или черёмушника, из ключа, бьющего за ближними тальниками…

— А ну, подставляй пригоршни, пока медведь не заявился!

Лера и Уля разом протянули свои миски. И Лера, как всегда, зорко следила за каждым шлепком каши: как бы не ошибся дед, как бы не обделил.