Эндрюс снял новые пробы и установил, что плотность атмосферы повысилась на 100 процентов и воздух внутри облака был на 22 процента плотнее нормы на Марсе. Им почти можно было дышать.
На минуту Томпсон отвлек наше внимание.
— Между прочим, Эрик, — сказал он, спокойно отхлебывая кофе, — советую быстро слетать на Базу. Ваши ребята волнуются, нашли что-то на стене. Это не займет много времени, я прикажу доставить вас обратно. Я понимаю…
— Благодарю вас, сэр. — И Эрик выполз из шлюза и направился к «джипу».
Тем временем облако начало менять цвет. Слепящие глаза краски исчезли, появились грязно-серые клочья, которые едва двигались. Облако разрослось еще на хорошие полмили, и Томпсон приказал нам отойти еще на две мили. Идея о расщелине, казалось, отпала. Других теорий не возникало. Подобно дикарям, мы просто пребывали в ожидании.
К полудню Эрик вернулся с Базы и привез для нас фотоснимки. Однако эти новости казались незначительными в сравнении с напряжением, вызванным поведением облака. И все же мы поняли, что парни там, на Базе, были вознаграждены за свое почти иссякшее терпение — обнаружили тонкий фриз на стене, когда копали землю на глубине двадцати футов.
Невелика важность — именно те несколько куриных царапин, по выражению Эрика. Однако они являлись первой непрерывной системой иероглифов, первой моделью письменности марсианского народа, плод шестимесячного изнурительного труда, когда люди в скафандрах, согнувшись буквально пополам, делали сколы с выветренной, покрытой песчаной коркой стены.
К четырем часам Эндрюс снова взял пробы атмосферы. Плотность возросла еще на 38 процентов.
Человек внутри облака не нуждался в кислородном баллоне.
Там было и тепло. Термометр показывал 48 градусов по Фаренгейту. Мы привыкли к 20 градусам ниже нуля, и для нас это было действительно тепло.
К вечеру мы, усевшись в корабле, попивали кофе. Крик Макгиверна заставил нас прервать отдых. В облаке нарастало движение. Он схватил камеру, а мы снова вперились глазами в эту штуку.
Светящаяся грязно-серая стена точно двигалась изнутри. Движение нарастало, и казалось, облако выворачивало себя наизнанку, вздымая фантастические волны в несбиваемом ритме. Ясные очертания краев и точность формы исчезли, подобно рассеивающемуся туману. По краям начал носиться смертельный вихрь. Волны скручивало, и они бились точно в предсмертных судорогах. Мы ощутили внутренний холод.
— Ад, — произнес я и попятился.
По приказу Томпсона бригада отошла еще на три мили за линию дюн, которая служила нам местом обозрения. Однако Эрик попросил у командира разрешения остаться в корабле и наблюдать облако, если оно докатится до настоящих позиций.
