И онъ почувствовалъ благодарность, такъ какъ ему было бы тяжело бѣжать изъ подъ собственной кровли. Онъ подумалъ, что Сюзанна дѣйствительно была веселая, милая, пріятная и что ея головка выдѣлялась красиво и изящно на зеленыхъ обояхъ стѣнъ.
— Видитесь вы часто съ Рео? — спросилъ онъ.
Рео! Она была безъ ума отъ Рео. Какъ прелестна эта Тереза! Добрая, умная и такая простая! Такъ какъ г-жа Рео лишь на годъ старше Сюзанны, церемонныя отношенiя между ними длились недолго. Черезъ недѣлю онѣ уже называли другъ друга по именамъ; Симона Шазе, совершенное дитя, но какая милая! И Поль былъ превосходный юноша, и г-динъ Рео прелестный человѣкъ… Отъ этихъ восторженныхъ похвалъ хорошее настроеніе Тремора еще выросло. Ему казалось, что г-жа Рео должна была имѣть на Сюзанну благотворное вліяніе.
Этотъ разговоръ продолжался, не смущаемый никакой задней мыслью.
— Я, однако, погрѣшаю противъ всѣхъ моихъ обязанностей, — воскликнула Сюзанна, — я васъ не разспрашиваю о вашемъ путешествіи… Есть путешественники, которые бы мнѣ этого не простили…
— О! — замѣтилъ довольно меланхолично молодой человѣкъ, — путешественники любятъ говорить о своихъ путешествіяхъ, чтобы разсказывать о себѣ самихъ… Я же не нахожу себя достаточно интереснымъ, чтобы говорить о себѣ…
— Это не то, но у меня были ваши письма. Они были очень хороши, ваши письма. Мнѣ казалось, что я читаю статью изъ „Revue des Deux Mondes“, — утверждала Сюзанна съ тѣмъ спокойствіемъ, которое заставляло часто сомнѣваться: шутитъ она или говоритъ серьезно.
Задавая себѣ вопросъ, была ли эта фраза похвалой автору писемъ или наоборотъ критикой писемъ жениха, Мишель поклонился.
Она продолжала:
— Не скажу, чтобы это вызвало у меня охоту поѣхать на Сѣверный полюсъ. Я тамъ заболѣла бы сплиномъ.
Тогда, находясь еще подъ обаяніемъ страны, покинутой имъ, Мишель сталъ восхвалять ея меланхолическую и мечтательную прелесть, круговоротъ ея бурной и торопливой жизни, этотъ чудесный долгій день, эту обильную растительность, это лихорадочное веселіе, которые, казалось, спѣшатъ появиться и расцвѣсть, какъ бы неся въ себѣ сознаніе своей скоротечности.
Потомъ съ предметовъ онъ перешелъ на людей.
Сюзанна слушала его, удивленная, заинтересованная, говоря сама лишь настолько, чтобы Мишель могъ сохранить убѣжденіе, что за нимъ слѣдятъ и его понимаютъ. До того въ ихъ разговорахъ онъ заставлялъ говорить невѣсту гораздо больше, чѣмъ говорилъ самъ.
Но вскорѣ онъ остановился и принялся смѣяться.
