– Уйди на хрен, выродок… Ты, вообще, не мой сын…
После этих слов на несколько мгновений в квартире Перепелкиных воцарилась тишина. Она словно невидимым мечем разрубила их семейную жизнь надвое или же убила ее вовсе. Даже маленький Васенька, привыкший за годы ко всему и старающийся не вникать в родительские скандалы, изменился в лице. Резко побледнев, он вопросительно смотрел то на отца, то на мать, пытаясь по их взглядам вычислить правдивость, в запале брошенной фразы.
Лена, что есть силы рванула голову из стальных тисков рук мужа, оставив в его ладони небольшой клочок волос и пальцами остервенело вцепилась в лицо Василия!
– Выродок?! – хрипела она в отчаянии, – не твооой?! Ах ты, тварь… Всё! Развод! Собирайся Васенька, к бабушке поедем!
– А что? Мой? Знаем мы все про тебя, – зло усмехнулся Василий-старший, сдерживая натиск жены. – Хотя, может и впрямь мой, кто ж теперь разберет? Ты сама-то разобралась, чей он?! Чувствую, что не очень…
– Да как ты смеешь! – не унималась Лена, всё глубже впиваясь ногтями в лицо супруга.
– Руки убрала, падла! – оттолкнул жену Василий-старший, – ты своим хахалям рожи царапай. Петру Сергеевичу, например!
– Собирайся Васенька! – поднимаясь с пола, твердо произнесла Лена.
– Ага, собирайся, – закурил прямо в комнате глава семейства, – все собирайтесь, уматывайте на хрен, чтоб я вас здесь не наблюдал через пять минут.
Вытащив с антресолей старый потертый чемодан, Лена быстро принялась напихивать в него самое необходимое.
– Пить он бросить собрался, – говорила она, без особого разбора хватая вещи из открытого шкафа и утрамбовывая их в чемодан, – ничего не можешь. Слово держать не можешь. Мужик, называется! Не мужик ты…
– Давай, давай, собирай манатки, – приговаривал Василий-старший, стряхивая пепел прямо на палас, – только учти, сын здесь останется, ему, как никак, учиться надо.
– А чего это вдруг, «сын»!? – на секунду остановилась Лена, – да еще «останется»!? Только сейчас же орал: «уматывайте». К тому же, «не твой», как ты говоришь!
– А это пусть для тебя важным будет… теперь! – демонстративно пуская кольца в потолок, отвечал Василий-старший, – для тебя, Сергеича и твоей совести, которая неизвестно еще, а существует ли. А по мне, так все равно – мой он или нет. При мне вырос, значит, мой!
– Да ради Бога, – делано ухмыльнулась Лена, – может, поймешь наконец, как сына растить… Попробуй мне только позвонить…
– Сама приползешь, а нет, так еще лучше… А пью я, – Василий-старший неожиданно вытянул сжатую в кулак руку вперед, – из-за тебя, сука, и из-за таких как ты, поняла? Все вы – тихони, поначалу… Омуты – тихи, черти – жирны!
