Первые ласточки | страница 47



На прощание Будилов дал Куш-Юру электрическую лампочку:

— Хоть и нет у вас электричества, все-таки покажи землякам лампочку Ильича. Помогать строительству будут лучше. А я подъеду скоро.

Итак, все дела сделаны. Оставалось еще одно, но оно не касалось его должностной командировки, — найти Мишку-Караванщика. Он выколотит из Мишки развод. Тот, говорят, обосновался с Парассей на Нижних песках. Дней за пять можно обернуться туда-сюда. Разрешат ли в райисполкоме?

— Личная просьба… — начал Куш-Юр.

— Выкладывай! — зампредседателя похлопал ладонью по столу.

— Отлучиться мне надо дней на пять. — И Куш-Юр чистосердечно поведал ему, как перепутала жизнь его судьбу с судьбой Сандры, с судьбой Мишки-Караванщика. Зампредседателя слушал внимательно.

— Ну что ж, поезжай. Возле Аксарки, говоришь, Караванщик?

— Там. Зимой на конференции сказала мне одна делегатка.

— Поезжай… — разрешил зампредседателя, и не успел Куш-Юр выйти, как в дверь постучали, и в кабинет вошла невысокая полная женщина.

— А вот и глава женотдела! Когда приехала, Варвара Ивановна?

— Ночью, на катере. Измучилась!..

— Она! — воскликнул Куш-Юр. — Она про Мишку-Караванщика говорила мне.

Женщина вгляделась в Куш-Юра, узнала его.

— Я нехорошую весть привезла мужевским…

— Какую весть?

И Варвара Ивановна рассказала, что еще в Аксарке слышала: один мужевский, Мишка-Караванщик, утонул. Опрокинуло волной лодку на промысле.

— Нечистая сила! Дела-а-а, — растерянно протянул Куш-Юр. — А откуда известно, что именно Мишка, что он мужевский?

— От жены его, от Парасси. С зобом она. Трое детей у нее, и ждет четвертого.

— А с кем был на салме[12] Михаил?

— Как его… Кажись, Озыр… Озыр…

— Озыр-Митька… — подсказал Куш-Юр. — Богатый Митька…

— Точно, Озыр-Митька с друзьями.

— Все за богатеями тянулся. Вот и получил богатство. А ведь был партизаном, бился с беляками, с мироедами. Не пойму…

— А что теперь понимать? Был — и нет. И памяти доброй не осталось, — ответила Варвара Ивановна. — Вот семье надо помочь.

— Семью мы не бросим. Я все равно поеду, поговорю с Парассей: может, вернется домой, в Мужи. Говорят, в своем доме и стены помогают.

…Много горя Мишка принес Сандре, Парассе и ему. Куш-Юру. Куш-Юр не чувствовал особой жалости и застыдился такого противоестественного равнодушия. Не исключено, что и он, коммунист, повинен, что сломалась человеческая судьба. Без сомнения — повинен, потому что в своем горе, в ревности, он перестал видеть в Мишке-Караванщике одного из тех, ради которых сам же боролся.