— Для какой работы?
Валентин усмехнулся, и его улыбка также не добежала до глаз.
— Спасать одних людей от других. Прятать их. Уводить ночью в горы. Сохранять людей живыми.
Он кивнул в сторону Стенелеоса, и в жесте его не было ни капли уважения.
— Сам он, разумеется, ничего не делает. Никакой физической работы. Силы у него хватит, чтобы разрушить замок, но он ей не пользуется. Возможно, просто боится.
Мэддоку показалось неправильным, что о Стенелеосе отзываются столь презрительно.
— Это он доставил вас сюда из прошлого века? Он перенес вас из прошлого в наше время?
— Да.
— В бочке? На повозке?
Валентин усмехнулся, на этот раз довольно широко. Он расслабился, пожалуй, впервые с тех пор, как встретился с Мэддоком.
— Сами увидите.
Было две причины, почему Мэддок поверил этому… а он без малейшего сомнения верил каждому слову. Первая — само существование Стенелеоса, спокойно сидящего поодаль от света костра. Мэддок мог видеть его, глядя поверх плеча Валентина. Это не был говорящий медведь. Это не был и тощий кастрированный египетский лев. Но он, безусловно, не был и человеком, замаскированным искусно сделанной маской. Он был кем-то еще, кем-то совершенно другим, невероятно отличающимся от всего сущего и в то же время вполне земным и, странным образом, каким-то обыкновенным. Не эльф, не леший, не демон и не ангел, а просто… он — это был он.
А вторая причина заключалась в том, что Мэддок, когда он сам того желал, был лгуном. Он заработал много выпивки в многочисленных тавернах, сочиняя великие, ошеломляюще лживые истории, связанные с рыбной ловлей и своими великими успехами в различных делах, а также с огромным количеством якобы виденных им мест на всей земле. Он был всем лгунам лгун; он однажды даже на спор переврал одиннадцать человек, рискнувших состязаться с ним по этой части.
Он был из тех сочинителей, которые знали и уважали правду. Он знал разницу между своими фантазиями и реальной жизнью. Ни одна из его наиболее искусно выдуманных историй, баек и рассказов не звучала так просто и убедительно, как слова этого сидящего перед ним беззаботного человека.
Час уже, по-видимому, был поздний. Наверное, уже начался следующий день после того, как полночь пролетела над темными голыми ветками леса. Мэддок почувствовал, что мир вокруг него слегка накренился; так, самую малость, как это всегда было, когда он подвыпивши шел по дороге. Деревья смотрели на него сверху вниз, похожие в свете костра на серые привидения-скелеты.
