Мэддок бросил на Валентина понимающий взгляд.
— Здесь вы можете говорить свободно, — сказал он низким и мягким голосом.
— Хорошо, — продолжил Валентин, еще ближе прижимаясь к костру, чтобы согреться. — После этого мы ждали, что будет дальше; несколько человек было повешено. Но тех, кого мы прятали, они не получили! Три дня эти пятеро просидели в яме, пока мы изготовили бочки. Однажды ночью мы на повозках вывезли эти бочки, в которых сидели прятавшиеся люди, далеко в горы. Там мы нашли пастуха, который увел их в безопасное место.
Он снова замолчал. Долгое время в темном лесу не было слышно ни единого звука. Казалось, затих даже ручей. Костер начал было гаснуть, но Валентин быстро подбросил веток в огонь.
— И что было дальше? — спросил тихо Мэддок.
Каталонец посмотрел на него поверх костра, и в его глазах отразилось пламя.
— А дальше ко мне пришел он.
Валентин показал пальцем в сторону Стенелеоса.
— Никто не видел его. С ним был парень — француз с печальным лицом, который сказал, что он… — Валентин запнулся и наморщил лоб, вспоминая произношение. — Он был гугенот, — наконец выговорил Валентин. — Парень говорил мне это снова и снова, повторяя, что этого нельзя забывать. Он был из Швейцарии — это я помню точно.
— Вы первый раз тогда увидели Стенелеоса?
— Да.
Валентин еще ближе придвинулся к костру, чуть ли не уткнувшись лицом в его пламя. Он уже рисковал обжечь себе брови. Затем он понизил голос, как бы делясь с Мэддоком секретом, хотя, конечно, Стенелеос с его чуткими ушами прекрасно все слышал.
— Знаете, когда это было?
Мэддок улыбнулся короткой улыбкой, не коснувшейся его глаз.
Валентин ответил на свой вопрос:
— Это было всего неделю назад — но только в прошлом столетии.
С этими словами он откинулся назад, наблюдая за реакцией Мэддока.
— Ну и какой же был тогда год?
Мэддок, казалось, удивил собеседника своим спокойствием. Валентин пожал плечами и ответил уже без излишнего мелодраматизма:
— Шел тысяча семьсот девятый год от Рождества Христова.
— Понятно.
— А какой сейчас год?
— Тысяча восемьсот шестьдесят второй.
— Целый век, — сказал Валентин и развел руками, как будто получив решающее доказательство своим словам.
Мэддок, проворачивая в уме числа, в свою очередь неторопливо обдумывал проблему.
— Сто пятьдесят три года.
— Я не силен в цифрах.
— А где ваш друг-гугенот? — Мэддок произнес это слово значительно хуже, чем Валентин.
— Он остался, чтобы продолжить работу. У него для этой работы очень умелые руки и умная голова.
