Императорский безумец | страница 108

, чем смогу за один раз пробежать от рождества Христова, до сегодняшнего дня… И я каждое утро начинал сначала. Сперва от этого бегания у меня горели мускулы на бедрах, руки и ноги были налиты свинцом. Постепенно это прошло. Через полгода я выдержал до гуннов. Каждый день прибавлял несколько кругов. Иногда бывало, конечно, опять хуже, чем накануне. Или я вообще не бегал. Когда лежал в лихорадке. Раза два было и это… Во всяком случае в то утро, когда память у меня была еще в порядке, я дошел до 1793 года.

Я спросил как бы совсем невзначай:

— …А что, в сущности, случилось у тебя с памятью?

Тимо будто очнулся от воспоминаний. Он посмотрел на меня с каким-то неприятным удивлением. Он схватил с полка у своих ног шайку с холодной водой (я даже вздрогнул, подумав, не хочет ли он меня ею огреть) — но Тимо вылил содержимое себе на голову и сквозь плеск воды сказал:

— Хватит на сегодня! Другой раз.

Воскресенье, 13 ноября 1827 г.

Сегодня утром в нашем доме произошло небольшое событие. И в каком-то отношении радостное, конечно.

Часов около восьми, уже при свечах, мы сидели за кофе и сливовым тортом, испеченным Ээвой, которым у нас отмечают дни рождения: Тимо сегодня исполнилось сорок лет. И в промежутке между случайными фразами я испытывал большую, чем обычно, скованность, принуждавшую меня к осторожности в выборе темы. Мы сидели втроем — краткие появления Кэспера в счет не шли, — и тем не менее разговор не заходил ни о прошлом виновника торжества, которое в силу роковых обстоятельств было слишком жестоким, ни о его будущем — которого у него не должно было быть… Я решил завести разговор о жизни Тимо до роковых событий:

— Тимо, как это было: ты ведь еще сам в тринадцатом году отпустил своих выйсикуских крестьян на волю?

Тимо сказал:

— Ну да. Тех немногих, которые у меня были. Я ведь приезжал ненадолго домой по делам наследства. А в семнадцатом, когда мы с Китти сюда приехали, им еще не было окончательно сообщено. Тогда я снова им об этом объявил. Но и на этот раз все так и осталось неоформленным. А меня заключили в каземат. Так что по (всей форме они получили вольную только по закону девятнадцатого года.

Как раз во время этого разговора о крестьянах слуга Кэспер незаметно (вошел в комнату и, пожав плечом, сообщил, что трое деревенских мужиков и мызный кузнец Михкель просят господина Бока принять их.

Тимо поднял брови.

— Разве они не знают, что я их вопросов не решаю?! Пусть идут к Тимму или к Латробу.