Рода поднялась наверх через час после ленча. Она принесла четыре куска хлеба с маслом, немного холодного окорока и бутылку теплого «Лагера». Вздохнув, села на кровать, свесила руки между коленями.
— Не знаю, что со мной такое, — пожаловалась она. — Разбила тарелку, только что. Стояла, держала ее в руках, и на тебе, бамс. Просто выскользнула на пол. Парсонс был в бешенстве.
Уайлд сел рядом с ней и поцеловал в ухо. Он обхватил ее плечи рукой и потянул на постель.
Она оттолкнула его:
— Не могу, Гарри. Не сейчас. Я так чертовски расстроена. Он вычтет у меня из зарплаты, знаешь. Он уже так делал. К тому же ты колешься.
Уайлд подумал, что все идет очень хорошо. Когда она спустилась вниз, чтобы приготовить чай, он снова заснул. Очень скоро ему понадобится каждая унция имеющейся у него энергии.
Машина приехала в пять. К этому времени снова набежали дождевые тучи, свет быстро меркнул. Уайлд стоял у окна и наблюдал, как по ступенькам поднимались четыре человека. В середине Сталиц. Во плоти он не так походил на Кэннинга. Был гораздо ниже, и в усах виднелась седина. В каждом его движении чувствовалась напряженность. Он выглядел старым, усталым и подавленным. Сталиц здесь, Сталиц мертв. Уайлда больше не интересовал громадный человек, шедший рядом с ним. Крупный нос и подбородок, выдвинутый вперед, словно скала. Бескомпромиссно тонкий рот. Руки Люсинды были глубоко засунуты в карманы дождевика, шляпа сдвинута на затылок, узел галстука ослаблен. Он имел тот самый обманчиво расслабленный вид, который бывает у американских солдат и полицейских в штатском — когда они в действии. Впервые в своей жизни Уайлд почувствовал себя одиноким.
Он снова лег. Теперь каждая мышца его тела взывала к действию, взрываясь от подавленной мощи, которая, если понадобится, понесет его сквозь ночь, как волна прилива. Он рассчитал — и правильно, — что это будет необходимо. Он прислушался, но до его комнаты не доносилось ни звука. Тем временем стемнело, по подоконнику застучали капли дождя.
Снова появилась Рода, на ходу стягивавшая платье.
— Мне придется им и треклятый ужин подавать. Слышал, как другие типы приехали?
— Видел.
Она сменила платье, пробежала расческой по волосам и стала краситься.
— Один — настоящий иностранец. Говорит мало, но так смотрит. Уф. Русский или что-то в этом роде.
— Значит, у них парадный ужин? — спросил Уайлд.
Она подмигнула:
— Чертовски парадный. Садятся в восемь. Суп, рыба, орехи, всякое такое. И вдогонку «Шато д’Икем». Парсонс говорит, сэр Реджинальд велел ему подать все самое лучшее. Этим треклятым янки.
