Все окна Линга-Лонги ярко освещены. Там уже веселятся вовсю. Половина гостей с криком и визгом высыпает нам навстречу и провожает до стеклянной террасы. Морис высовывается в окошко и вопит во все горло.
— Как в древнем Риме, — говорит Уивер со спокойным, снисходительным удовлетворением. Ему так и хочется сбить одного-другого, но он удерживается.
— Давите их, они не обидятся! — кричит Морис. — Сегодня сочельник.
Никто не может открыть дверцы, чтобы выбраться наружу. Тогда Морис открывает люк машины и вылезает через него. Его ноги упираются в модные плечи Уивера, а потом вдруг исчезают, и он валится на протянутые снаружи руки.
— Самый дорогой половик, на который когда-нибудь ступали ноги этого парня, — говорит Уивер все еще вежливо. Но в свете приборной доски его лицо кажется бледным и напряженным.
Мотор умолкает. Мне видна огромная рождественская елка посреди террасы. Лампочки на ней вздрагивают, потому что мимо снует толпа.
— Я думаю, самое разумное — это тут же уехать, — говорит Уэйд.
— Возможно, вы правы, Джордж. Только вряд ли мне удастся проехать хотя бы десять ярдов.
Уивер пытается открыть дверцу, сохраняя достоинство. Но как только дверца поддается, груда тел радостно наваливается на нее снова.
— Я вовсе их не приглашал. Сюда сбежалось полгорода. Очевидно, нам тоже придется воспользоваться люком. Как вы думаете?
Он в изнеможении откидывается на спинку сиденья.
— Я считаю, что надо уехать, — повторяет Уэйд. — По-моему, всякий цивилизованный человек, не говоря уже о Слоумере и таких, как он, постарается держаться подальше от этого сброда. Сборище идиотов.
— Я их вовсе не приглашал. Славу богу, Слоумер и член парламента приедут не раньше чем через час.
— Сколько сейчас времени? — спрашиваю я. Мне кажется, что с тех пор, как мы были у зубного врача, прошло несколько недель.
Уэйд шарит в жилетном кармане.
— Еще нет восьми.
Минут через десять дверца со стороны Джонсона открывается, и старик вдруг исчезает. Морис заграбастывает мою руку и кричит:
— Берегись этого педераста! Не то он тут же напьется, и мы так и не увидим его милой детской улыбки.
Я стою на земле, прислонившись к машине. Меня теснят тела, лица, зажатые в пальцах стаканы, но сквозь смех, крик и звон стекла я ясно слышу, как внутри Джордж говорит:
— Пока это скопище не рассеется, я отсюда не двинусь. Можете идти без меня.
— Ну, давай, давай улыбайся, Арт! — кричит Морис.
Между машиной и террасой целая толпа, да и терраса битком набита. В каждом окне пляшут лица, похожие на маски. Всем заправляет Морис. Я смотрю на него как баран, чтобы подманить его поближе. Он подходит вплотную и орет мне в лицо:
