— Я попробую, старина. Попробую. Положитесь на меня! — кричит он где-то в желтом тумане.
— Чтоб сегодня! — кричу я.
Он выходит, и духоту пронизывает струя холодного воздуха.
Я сползаю со стола и кутаюсь в одежду. Из бассейна доносятся вопли: чье-то поведение ниже ватерлинии не нравится остальным. Двое-трое как очумелые перемахивают через край и стоят, глядя на воду и почесываясь.
— Свиньи, — бормочет Дей и тоже смотрит на воду, а потом хохочет.
Настроение у меня как раз такое, без какого я сегодня с радостью обошелся бы.
Скамья скрипит — это Фрэнк сел рядом и, сам того не замечая, привалился всей тушей к моему плечу. Он сострадательно глядит на меня: его медлительный шахтерский мозг соображает, каково мне сейчас. С той же сосредоточенной неохотой он растирает себе плечи, не найдя другого способа выразить сочувствие. Я улыбаюсь ему; я ему всегда улыбаюсь, потому что в нем есть та скромность, которой обзаводятся профессиональные игроки под конец выматывающей жизни. Это отсутствие высокомерия и нравится мне во Фрэнке больше всего. Я не злюсь, что он капитан, и к его возрасту тоже отношусь спокойно. Скоро он совсем бросит играть.
— Ты идешь к Уиверу, Арт? — Он похлопывает себя по огромным ляжкам, и они трясутся. — Мне сейчас Морис сказал про его праздничек, — он кивает в сторону коренастой фигуры Мориса, почти изуродованной переразвитой мускулатурой.
И Морис ухмыляется нам, показывая на ссору в бассейне.
— Думал пойти. Как, по-твоему, я выгляжу?
Фрэнк встает и начинает вытираться; живот у него обвисает и колышется.
— Морис опять насвинячил, Арт, — говорит он и сердито смотрит, как Морис сгибается пополам от хохота. — На этой неделе я работаю в ночную, я ведь тебе говорил. И надо чулок сынишке повесить. — Он косится на меня и добродушно спрашивает: — А как твоя миссис Хэммонд?
Это уж такая шутка — говорить про меня и миссис Хэммонд. Но у Фрэнка она иной раз звучит упреком. Я шарю под лавкой и вытаскиваю сумку.
— Я кое-что купил для ее ребятишек. Девочке пару кукол, а сосунку — поезд.
— А сколько им?
— Линде, наверное, пять. А мальчонке пошел третий. Только их мамаше это не понравится. Она не любит, чтобы я вмешивался. — Я вытаскиваю из сумки негритенка, и он таращит глаза на Фрэнка.
Фрэнк улыбается.
— Говорят, там будет Слоумер, — говорю я ему.
Он неторопливо переводит взгляд на меня.
— Я бы не стал набиваться к нему в знакомые.
Я смеюсь, и он смотрит на мои зубы.
— Дорожки бывают разные, — говорит он и, кряхтя, нагибается, чтобы натянуть носки. — Но что-то не верится, чтобы ты пошел туда только из-за Слоумера. Кто она-то?
