Совет гетто выяснил, что Шогер не получил никаких инструкций о проведении детской акции, он ее сам придумал, и поэтому к коменданту гетто послали Авраама Липмана. Времени было в обрез. Завтра утром всех детей до десяти лет приказано собрать у ворот гетто, откуда их увезут. Куда - все знали.
"Коли я взопрел, то каково ж ему, старому хрену?" - думал конвоир, поспевая за Липманом.
- Не беги, не беги, успеется, - проворчал он. - Думаешь, Шогер больно жалует незваных гостей? Га! Смотри, как бы тебя оттуда вперед ногами не вынесли. Га!
А про себя добавил: "Чудной народ, бестолковый. Сам на смерть бежит. Га!"
- А что, как я сейчас возьму и шлепну тебя? - сказал конвоир, поправляя сползавшую винтовку. - Вам запрещается ходить по улицам после шести вечера.
Авраам Липман по-прежнему делал вид, что не слышит, но потом обернулся и сказал чуть осипшим, задыхающимся голосом:
- Я не могу тебе ответить, потому что нам запрещено разговаривать с неевреями на улице.
- Га! Старый черт, - ругнулся конвоир и вытер пот рукавом зеленого кителя.
Они шли вдвоем, часто спотыкаясь. Лимпан все спешил и спешил, а конвоир старался не отставать и плелся за ним то быстрей, то медленней, время от времени ругаясь.
Возможно, был конец славного осеннего дня, возможно, где-то душисто пахли цветы, быстро текла река, собирая вечернюю мглу па своей спине, но все это было далеко, а тут, здесь, по мостовой семенил Авраам Липман, плелся по тротуару полицай, и перед ними за высоким забором красовался дом Шогера - небольшая двухэтажная вилла со свежевыкрашенными стенами и черепичной крышей.
У калитки Липман остановился перевести дух. Наконец-то и конвоир смог отдышаться.
Они позвонили, но никто не отозвался. Толкнули калитку и пошли, теперь уже не спеша, по выложенной цементными плитками дорожке, обсаженной прямоугольной живой изгородью.
Дверь открыл часовой.
- Меня прислал юденрат, - сказал Липман.
Часовой ушел, потом вернулся и показал комнату, где, по-видимому, находился Шогер. Липман был здесь однажды, он знал эту комнату и, не раздумывая, уверенно шагнул к высокой двустворчатой двери с блестящей бронзовой ручкой.
Полицай остался в коридоре, предпочитая не соваться Шогеру на глаза, а Липман вошел и притворил за собой тяжелую дверь.
Высокая просторная комната была обставлена мебелью орехового дерева.
Мебель Шогеру делали лучшие мастера гетто.
"За что мы поднесли ему эту мебель? - напряженно думал Липман. - Мы много дарили ему, но мебель..."
