– Дневальный!
Заглядывает санитар.
– Уноси на стол!
Полчаса-час и снова:
– Дневальный, уноси!
Каждому из нас периодически ставят капельницы. Сейчас медпродукт потребляет Леонсио.
– Что там тебе все время капают?
– Не знаю, от микробов, сказали.
«От микробов…» Если бы не оказался в госпитале позавчера светило, нейрохирург из Ростова, склеил бы наш Леня ласты! Две дырки в артерии. Хорошо, тут же на стол. И достали откуда-то из паха целый кусок вены, вшили. Сейчас в порядке. Только вот пальцы на правой руке не двигаются, нерв перебит. Ходячее пособие «О вреде выхода на работу на день раньше положенного». Ну поехал бы тогда с нами кто-то другой. Он бы и лежал сейчас рядом со мной на госпитальной койке под капельницей.
А Леня, неподвижно растянувшись под капельницей, вещает Уклейну.
– Сейчас был на перевязке. Лежу на столе, а у меня там, в паху кто-то копается, что-то поправляет. Гляжу – врач. Дама. Блондинка. Красивая-красивая! И тут, ребята, природа стала брать свое! Врачиха как увидела, аж отпрянула!
– Напугал…
– Да нет, смутил. Ну и отвернулся, мол, ничего не произошло. Лежу, балдею тайком. А потом глаза-то открываю, а меня уже другая, старушка перевязывает! Божий одуванчик. Лет сто с виду. Мачта, естественно, сразу упала.
– Эх, Леня… Не уважаешь ты старушек.
– Зато ты, Игорь Васильевич, уважаешь.
– Но-но! Это ж дружба.
Чаще всего мы общаемся с нашей сестрой-хозяйкой. Зовут ее Мамыра. Ничего грубого, просто так слышится. Мама Ира, на самом деле. В госпитале она с 94‑го года. Для нее Южная Осетия – третья война. Чечня раз, Чечня два. И теперь эта. Как ее назовут, войну? Цхинвальская? Осетинская? По телеку слышал, политики говорят «пятидневная». Мамыра вздыхает: «Жалко раненых». Кажется, она вообще не спит. Моет, драит, утки носит. Правильно, спасти, пулю вытащить, ливер зашить – это почти все. Почти. Остается – выходить. Вот она, Мамыра, и выхаживает.
Четвертая койка в нашей палате сначала была пуста. Вчера принесли умирающего осетина. Осколком разодран бок. Ранена печень. Ополченец. Удивительно, как он продолжает находиться в сознании. Доктор наш, Глухарь-Аверин, шепотом предупредил:
– Плохой он, может того…
– Чего того?
– Умереть может, вот чего.
Ночью осетин стал кричать. Прибежала дежурная смена.
– Что случилось?
– Сестра, вынесите меня в коридор!
– Зачем?
Осетин махнул в мою сторону.
– Хочу в срок умереть. Вот этот храпит, я раньше времени сдохну от его храпа.
Раненого перенесли в соседнюю палату. К утру он «ушел». Потом на койке оказался пожилой мужчина. Раненый горожанин, из Цхинвала.
