– …как будет развиваться ситуация со сдачей оружия, покажут ближайшие сутки…
Что там их уговаривать? «Руки вверх! Бросай оружие!» Если враг не сдается, его уничтожают. А с другой стороны, кто враг, грузины? Это как на дружеской попойке. Один нажрется, а остальные его утихомиривают. То кулаком, то коленом. А он завтра проснется и будет жалеть о происшедшем. Извиняться перед всеми. А грузины, интересно, будут жалеть? Будут извиняться? Да кто их знает… Навряд ли.
В этот раз Уклейн вернулся со своей вечерней прогулки быстрее обычного. Он только заглянул в палату из-за двери, выпалил:
– Саня! Там, говорят, двух ротных из сто тридцать пятого полка привезли! Во второй палате они! – и исчез.
Я схватил костыли и мухой за ним. Вторая палата. От нашей через одну.
Койки в два яруса. Резкий запах лекарств и «уточной» мочи. Лес капельниц. Да… У нас по сравнению с этим номером – люкс. Здесь все лежачие. Я останавливаюсь в центре, ищу взглядом своего Ротного. Эх! Там не удалось, сейчас хоть поговорим. Живой, чертяка! Заговоренный, как тот осетин! Базаев, кажется… Я широко улыбаюсь!
– Здорово ребята! Кто тут ротный из сто тридцать пятого?
– Мы…
Изможденные серые лица. Двое. Лежат на первом ярусе, голова к голове.
Своего Ротного я не вижу. Оглядываюсь по сторонам. Все не те.
– А где еще ротный у вас был? Такой, в «горке»? Стриженый…
Понимаю, что говорю глупость. Отличительных черт я не назову. Там все были в «горках». Все коротко стрижены. Все воевали. Только того, кто мне нужен в палате нет. Я сажусь на краешек койки. Произношу несколько ничего не значащих фраз. Задушевной солдатской беседы, как у Уклейна, у меня не получается. Настроение мое просто подорвано. Перекатываясь с костылей на здоровую ногу, медленно ухожу.
Еще один день тянется. За ним следующий. Палата наша – как депутатская приемная. Леня вон… Правая рука безжизненно висит на повязке. Левой он отщипывает от пирога. Медленно жует. Кивает на заваленную продуктами тумбочку:
– Добрых людей на свете больше чем злых.
Эх, осетины вы мои, осетины! Если бы мы попали сразу в Москву или в Питер… Разве было бы нам уделено такое внимание? Я имею в виду гражданских людей. Да что нам – всем раненым. Люди идут валом. Официальные делегации, неофициальные. В коридоре стоит стол. Он завален конфетами, пирожными, пирогами. Все, что приносят нам в палату, мы отправляем бойцам. Это похоже на ритуал. Заходят, скажем, женщины. Несут традиционный набор: три пирога, курицу, сок. Ставят на тумбочку. Разговор о нашем здоровье, слова благодарности. Как только делегация отчаливает, я отщипываю у курицы гузку и кричу:
