«Боже! За что мне это все, - села она на кровать и потёрла ладонями пульсирующие болью виски. – Как стыдно, - вздохнула девушка. – Влюбиться в человека не своего круга, мало того, не суметь скрыть своего увлечения, сделаться посмешищем для всех!». Вера готова была расплакаться от досады на самоё себя, от обиды на равнодушие Бахметьева. При одной только мысли, что он вместе со всеми потешается над влюблённой в него провинциальной дурочкой, грудь сдавило тисками. Вера даже зубами скрипнула от злости, что вдруг накатила на неё душной волной. Захотелось что-нибудь разбить или сломать. Тонкие пальцы сжались в кулаки, но все, что она могла себе позволить, это выместить свою злость на подушке, что попалась ей под руку. В порыве гнева Вера колотила по ней, что было силы. Аккуратный пучок, в который были уложены её светло-русые волосы, растрепался, лицо её раскраснелось, кружевная косынка, прикрывающая довольно скромный вырез платья, сбилась набок.
Именно такой её застала Анна. Девочка постучала, но ей не ответили, потому как Вера с головой, погрузившаяся в свои переживания, не услышала её робкого стука. Остановившись на пороге, Аннет с тревогой взирала на свою гувернантку.
- Mademoiselle Вера? – удивлённо оглядывая, учинённый в комнате погром, негромко спросила Анна.
Тяжело дыша, Вера убрала за ухо выбившуюся прядь и поправила косынку на груди. Заметив на полу смятый рисунок, девочка подобрала лист и внимательно вгляделась в изображение.
- Отдайте, Аннет, - протянула руку Вера.
- Он вас обидел? – поинтересовалась княжна, протянув рисунок владелице.
- Нет, - резко отозвалась Вера.
Анна обиделась на её резкий тон. В голубых глазах блеснули слезы. Девочка повернулась, собираясь выбежать из комнаты, но Вера успела поймать её за руку. Опустившись на колени, девушка обняла княжну:
- Аннушка, прости меня. Я не хотела тебя обидеть, - горячо зашептала она. – Только ты никому не говори ничего. Хорошо? – попросила Вера.
- Не скажу, - обнимая её за шею, ответила девочка.
На следующий день ближе к полудню гости разъехались. Последними усадьбу Уваровых покинули старая княгиня и Караулов. Устроившись на мягком сидении, Елизавета Петровна смерила племянника суровым взглядом:
- Чего это тебе, Петруша, вздумалось за гувернанткой волочиться? – прищурилась княгиня.
- Ну, отчего же волочиться сразу? – вскинулся Караулов. – У меня, может, тётушка, намерения вполне благородные.
- Можно и более достойную партию сыскать, - фыркнула княгиня.
