— Ну и ладно, — отозвался Борис, чьи мысли уже явно были заняты другой идеей. — Я думаю, что теперь пришло время повидать твоих родителей.
— Правда?
— А ты как думала? Или ты поверила, что я всерьез собираюсь этому помешать?
— Но ты был так убедителен, когда уверял старика, что мы не хотим видеть их.
— Тогда было нужно так ему сказать. А сейчас мы обязательно их навестим.
Несмотря на обилие полиции в доме, Борис сумел найти нужные слова и добился того, чтобы повидать пленников старика. Настя не понимала, каким образом, но Борису удавалось договариваться с полицейскими обо всем. Этому девушка просто не могла найти объяснения.
— Пойдем, — потянул ее за руку Борис. — С пленниками сейчас работают психологи. Я поговорил, нам с тобой разрешат увидеть твоих родителей. Но только увидеть, понимаешь?
— Я не смогу с ними поговорить?
— Сможешь. Но боюсь, что они тебя не услышат.
— Как это не услышат?
— Твои родители находятся под действием гипноза, или чем там их опутал этот старик.
— Их до сих пор не сумели привести в себя?
Борис ей не ответил. А Настя встревожилась еще больше. Если с ее родителями произошло нечто вроде того, что произошло с ушастым, то все очень плохо. Ее воображение тут же услужливо нарисовало маму и папу, скалящихся на нее в припадке злобного безумия, кувыркающихся, орущих.
Но действительность оказалась страшней самых изощренных фантазий. Родители сидели очень смирно, тесно прижавшись друг к другу. Руки у них были сложены на коленях, головы опущены. Точно в таких же позах пребывали остальные пленники старика.
— Мама! Папа!
Настя хотела подбежать к своим родителям, но ее остановила женщина в униформе врача.
— Тише, тише. Вы кто?
— Я их дочь! Дайте мне поговорить с ними!
— Откуда вы тут взялись? Кто вас сюда вообще пустил? Уходите.
— Нет, дайте мне с ними пообщаться.
Настя была настойчива, и женщина заколебалась.
— Мы уже готовим пациентов к транспортировке. Но ладно… только недолго.
Девушка тут же кинулась к своим родителям. Сперва она подскочила к маме:
— Мама! Мамочка! Очнись! — ласкала она ее, целуя в мягкие прохладные щеки. — Мамочка, это же я, Настя!
Но все было бесполезно. Мама не шевельнулась, хотя она была, безусловно, жива, она дышала, но находилась в каком-то трансе. Глаза были открыты, но не видели. Она не улыбалась, не шевелилась, не говорила.
Сердце у Насти упало. Она подошла к отцу, почти не надеясь на удачу. Насте всегда была ближе мама, нежели папа, перед которым она преклонялась, но которого также и немного побаивалась. Папа был властным и строгим, он обладал твердым и решительным характером, не склонным к сюсюканью. Девушка по пальцам могла пересчитать случаи, когда отец подходил к ней, обнимал или как-то иначе проявлял свои чувства к ней.
