Контрнаступление наших войск, продолжавшееся больше месяца, к тому времени уже выдыхалось. И противник это почувствовал. Отойдя от Шапкино всего на 3-4 километра, немцы словно зубами вцепились в курьяновские, акатовские и воробьевские высоты и держали их до марта 1943 года {Орлов, Чернобаев. Город Гжатск. 1957.}. А все деревни и села перед этим рубежом обороны и в глубину на 5-6 километров со стороны наступающих советских войск команды немецких факельщиков безжалостно сожгли.
Фронт остановился здесь на долгие 14 месяцев {См.: Доклады командующего Западным фронтом Г.К. Жукова Верховному Главнокомандующему 25 января, 27 февраля, 5 марта, 13 марта, 25 марта, 11 апреля 1942 года} {Разговор Г.К.Жукова с командующим 20-й армией генералом Власовым по ВЧ..... 1942 года.} {Приказ командующего Западным фронтом Г.К.Жукова о создании ударной группировки и организации прорыва на участке Мотаево-Кострово.} {Интернетресурс: http://stalingradrus.narod.ru/sg63pd.html} {Бешанов В.В. Год 1942-й - «учебный».}.
Авиация и дальнобойные гаубицы, не говоря уже про пушки и минометы, утюжили эти поля и перелески заодно с деревенскими пепелищами больше года, густо нашпиговав их ржавым железом. «Подарки» от Круппа и Мессершмидта, равно как и от наших эвакуированных в тыл военных заводов, тут и сегодня еще можно отыскать в лесной глуши и пересохших болотах.
Деревенский тракторист Ефим Шалудкин подорвался на противотанковой мине уже в начале 60-х, когда корчевал кусты в нескольких километрах от Шапкино, чтобы расширить пашню. Была то немецкая или наша мина, никто разбираться не стал. Обкорнали дядьке Ефиму одну ногу по самое колено да велели судьбу благодарить, что жив остался...
Его розовая, намятая протезом культя и сам протез с кожаными ремешками на заклепках так и стоят перед глазами. Лет за семь-восемь до того, как стали из Шапкино в массовом порядке увозить дома, у нас была общая на три семьи баня. Привыкший обходиться без посторонней помощи, дядька Ефим допрыгает, бывало, на одной ноге до полка, нахлестается березовым веником, а потом сидит, раскрасневшийся, в предбаннике. Ждет, пока соседи подтянутся - Виктор Амосов да Федька, мой отец.
Минометчика в 41-м и 42-м, а потом, до конца войны, командира самоходки СУ-100 Федора Емельяненкова пули да осколки, считай, минули - если не брать в расчет касательного ранения и контузии. А вот Виктору Амосову еще в самом начале войны пулеметной очередью раздробило лодыжку и голень. Врачи ее, как смогли, собрали, но правая нога навсегда перестала сгибаться. Раздеваясь в предбаннике, он всякий раз подмигивал пацанам: «Вошь, в баню хошь?» - «Не!! - давно выучив эту солдатскую поговорку, отвечали ему: - Мы рубахи покараулим...»
