. Чем бы я ни занимался, она росла и увеличивалась, в какой-то момент стала такой большой, что поглотила меня, а потом — ту маленькую Вселенную, в которой я существовал. И теперь я жил в пустоте. Не было черно-белых очков, не было цветных очков. Была только пустота, иногда отзывавшаяся болью…
от того, что она обо мне вспоминала.Сложно передать эту боль словами. Представьте себе, что вы много веков любили какое-то существо. И вот эта любовь стала взаимной. Вы не просто счастливы: вы — одно целое, у вас одни мысли, одни желания, одни чувства. Абсолютный физический и духовный союз… нерушимый. До тех пор, пока одному из вас не предоставляют выбор: счастье или то, о чем мечтает каждый каратель — свобода от клятв. Неправильный, иррациональный выбор, и все знают, каким будет решение. Но все же предлагают выбрать, потому что это дань традициям.
Тот, кто снимает с себя все клятвы — включая клятву быть с вами до тех пор, пока Великая Тьма не распорядится иначе — уходит, но забывает какую-то часть себя у вас внутри. И эту часть никогда не убрать оттуда, как ни старайся. Когда существо, которое вы любили (и до сих пор любите) вспоминает о вас, эта часть отзывается, и вы чувствуете… будто у вас вырвали сердце. Будто вы умерли. Но потом сердце возвращают на место, вас воскрешают, и так — до бесконечности.
Что бы ты выбрала, Дана, если бы тебе пришлось выбирать еще раз? Глупый вопрос, ты бы снова выбрала свободу, и я не могу тебя осуждать. Чуть больше тридцати лет прошло с тех пор, как мы получили свои подарки: ты — желанную свободу, я — целый сонм демонов, которые разгрызают и без того разрастающуюся пустоту внутри меня. Но мне кажется, что это было вчера. Засомневалась ли ты хотя бы на секунду? Не уверен, что мне будет легче от этого знания, да и вряд ли его когда-нибудь получу, а поэтому предпочитаю тешить себя мыслью, что твой ответ был бы положительным.
Знаешь, почему смертные порой на порядок счастливее бессмертных, Дана? Они знают, что если есть начало, то будет и финал. Для них нет бесконечности. Они рождаются и знают, что умрут. Они понимают, что все конечно: и счастье, и страдание. Когда ты осознаешь, что скоро все изменится — ты станешь еще счастливее или начнешь страдать еще больше, сейчас точность не важна — то по-другому смотришь на жизнь. Смертные осознают, что все конечно, Дана, и в этом заключается их счастье, недоступное нам.
Вот почему они так боятся, когда кто-то предлагает им вечную жизнь. Они боятся увидеть смерть своих близких и любимых глазами бессмертного существа — существа, для которого жизнь стала бесконечной прямой. Они не знают, что это такое —
