Она стряхнула пепел в большую мраморную пепельницу. Пауза затягивалась, я изучал ее профиль — он был знаком мне до мельчайших деталей, я часто рисовал его по памяти, но не мог поверить в то, что вижу Дану снова. Мучительно реальный сон наяву — я ждал, что проснусь, и одновременно боялся, что это произойдет.
— А что привело тебя, Дана?
— Работа.
— И только?
Дана с недовольным видом потушила сигарету.
— Мы встретились на светском мероприятии в большом европейском городе, а ты ведешь себя так, будто кто-то плетет вселенский заговор, Винсент. Может, это чистая случайность?
— Слишком хорошо, чтобы быть правдой.
— Может, я решила тебя проведать? Полюбоваться твоими вакханками и смертными приятельницами? Взглянуть на твои картины, послушать музыку? Иногда я вспоминаю о тебе, Винсент.
Я не ответил, и Дана подняла глаза к потолку.
— Ты жесток! Ты мог бы сказать, что тоже вспоминаешь обо мне, и часто!
— Слишком часто.
— Ведь ты любишь меня, Винсент?
— Был рад увидеться, Дана.
Заметив, что я хочу уйти, она взяла меня за рукав.
— Если ты часто обо мне вспоминаешь, но не любишь, о чем же ты тогда думаешь?
— Почему тебя это интересует?
— Потому что ты думаешь обо мне, а, значит, я должна знать. Ты вспоминаешь нашу брачную неделю, да, Винсент? Помнишь наше путешествие? Ирландию? Ведь было весело?
Тысячу раз она цепляла одни и те же невидимые крючки внутри меня — и тысячу раз получала желаемую реакцию. Сейчас я чувствовал то же, что и всегда во время ее бесконечных сцен — медленно нарастающую злость. И, если тогда такие проблемы решались, стоило нам закрыть за собой дверь спальни…
— Хочешь знать, о чем я думаю, Дана? Я думаю о том, как женщина, которая ждала меня почти две тысячи лет, спасала мне жизнь, делила со мной постель и клялась в вечной любви ушла, потому что свобода для нее оказалась дороже! Ты знаешь, каково это — день за днем открывать глаза и понимать, что ад, в котором ты живешь, еще не закончился? А ты знаешь, каково это — когда кто-то вызволяет тебя из этого ада, а потом бросает, и вот он, снова, этот ад, только уже страшнее, потому что он тебе уже знаком? Ты спрашиваешь, люблю ли я тебя, Дана? А ты любила бы существо, которое предпочло тебе свободу?!
— Вот уж не знаю, Винсент. Будь я на твоем месте… думаю, что да.
— И, к сожалению, ты права. Хотя не уверен, можно ли называть это любовью.
Дана, напустив на себя невинный вид, потрепала волосы.
— Надеюсь, со своими чувствами к Аннет ты определился поконкретнее.
