Ну ладно: служенье, предположим. А кто тебе, Ванюша, сказал, что ты служить-то право имеешь? Настоящие писатели - ведь это жрецы. Порода! Ты послушай, как они о себе говорят, будто в третьем лице, будто сами себе изумляясь. Они свое место в литературе всегда перед глазами держат, через это место и на всех остальных смотрят. Ты поглядел бы на них, когда они вместе на фуршетах собираются. Вот где журавлиные танцы! Например, стоят двое и беседуют. Вроде спокойненько, вроде как просто шампанское распивают. А присмотришься к ним: ба! - да они танцуют! И так это, знаешь, плавно, так слаженно! Один другого фалдочкой пиджака никогда не зацепит, потому что выучка, чутье на свое и чужое место в литературе. Ну и ругаются, конечно. Но как ругаются! Вся русская литература тогда стонет и дрожит.
И вот, представь себе, появляешься ты. Ребята, кричишь, я, мол, тоже хочу служить! Вот - послушайте! А они смотрят на тебя и ничего не видят. Нет, ты для них даже не пустое место. Для них пустое место - это как раз свято место, а оно, как ты сам знаешь, пусто не бывает. Ты просто человек без места. Ты есть - а места тебе нет.
Что ты лоб наморщил, как двоечник на экзамене? Ай, какие глазки серьезные, испуганные! Смотреть на тебя - со смеху помрешь! Я непонятно объясняю? Вот поэтому ты и сидишь передо мной жалкий такой, и я с тобой разговариваю исключительно по своей прихоти. Потому что я, братишка, ихний язык хорошо знаю. Но тебя обучить не могу.
Вот что ты сделал, когда расстался с Горемыкиным? Ты пошел бродить по ночному городу - угадал? Тебя охватил какой-то трепет, ты почуял присутствие в жизни чего-то огромного, какого-то незримого мира, о котором раньше не знал. Все вдруг связалось воедино - и Пушкин, и несчастный Вася Горемыкин, потому что тоже писатель... И тебе безумно захотелось попасть в этот мир... Да, сказал ты себе, я покуда еще не достоин! Но я буду работать... работать как проклятый... Работать, работать, работать... И однажды (ты уже представлял себе это?) из-под моего пера (ха-ха!) появится первая настоящая строчка. Когда ты вернулся домой, твоя жена как-то странно на тебя посмотрела, но ничего тебе не сказала. И начались эти бессонные ночи, чаёк на кухне и дым коромыслом... который потом вдыхал твой бедный сынишка. И у тебя все не получалось, не получалось... А потом вдруг накатило и полилось, полилось... И опять жена смотрела на тебя как-то странно, но ты этого уже не видел.
