Высокая болезнь | страница 4
Вот ты говоришь, что я циник. Я не циник, а идеалист. Я в тебе живого человека разглядеть пытаюсь, докричаться до тебя хочу. Кричу, кричу, а ты уже ничего не слышишь. На вот, возьми зеркало, посмотри на себя трезвым взглядом. Лицо желтое, кожа нездоровая, круги под глазами, а глаза какие больные! Изо рта пахнет, потому что желудок давно и безнадежно испорчен. А где твоя жена, слышь, христосик? Ну да, ну да, сидит дома и ждет любимого муженька, а муженек покоряет московский Парнас. А где твой дом, чучело? Неужели в той вонючей коммуналке, которую ты снимаешь пятый год, из которой тебя скоро выгонят за неуплату? А жена твоя, дружочек, сейчас ревмя ревет. В подушку воет, чтобы соседи не услышали. А они все равно ее слышат...
Понимаешь, мужик, русская баба все вытерпит. Алкаша вытерпит. Нищету вытерпит. Коммуналку вытерпит. Она одного не вытерпит - полной и окончательной безнадеги. А ты именно безнадежный. И она это поняла. Посмотрела на тебя, как я нынче. И сразу все поняла.
Ладно, ладно, не сжимай кулаки! Может, я ошибся. Может, жена твоя святая и верит в твою гениальность. Но подумай хорошенько... Человек, который верит в нечто, во что не верит ни один смертный (кроме тебя, разумеется),- это ведь уже не святость. Это идефикс. Болезнь, так сказать, на двоих. От этого лечиться нужно...
А моя жена, старичок, с детьми на даче. Лето, понимаешь, жара, и в квартире нашей трехкомнатной дышать нечем. Я тут с тобой время трачу, а внизу меня, между прочим, машинушка дожидается. Девяточка. Цвет металлик. Новенькая, совсем необъезженная. А после шести вечера пробки на дорогах ой какие начинаются!
Да нет, я тебя не гоню. Сиди, дорогой, сиди! Знаешь, что мне в тебе нравится? То, что ты честный графоман. То есть это-то в тебе и самое страшное, но в то же время и привлекательное. И в стихах твоих обязательно что-нибудь есть, не спорю. Недаром ты над ними столько лет горел, что аж пожелтел весь, как лист осенний. Ха-ха-ха! Посидишь эдак с тобой и сам сделаешься графоманом!
Давай поговорим о странностях литературный судьбы... пока пробки на дороге не рассосутся. Вот ты говоришь: служенье. Да ведь это метафора, дружочек! Метафора - и больше ничего. Какой такой Аполлон, ты сам серьезно подумай. К тому же помнишь, как у Пушкина? Не терпит суеты... Прекрасное должно быть что? А твоя жизнь - сплошная суета-маета и томленье духа. Скажем проще: кому ты нужоhн? Кому нужны твои стихи, допустим, искренние, допустим, выстраданные, но только, увы, мой милый, не угодившие в некое расположение звезд на литературном небе, потому что расположения этого ты никогда не понимал и вряд ли поймешь.