А еще ты читал, читал запоем... однако не так, как раньше. Ты ведь решил, что ты уже почти свой, ну и читал их всех как своих. Ты читал и все старался понять: почему, ну почему Пушкина считают гением? Вот же строчки самые обычные, вот просто слабые ("Слыхали ль вы?" Слыхали львы. Ха-ха!). А все зачем-то превозносят его до небес.
Теперь слушай и запоминай. Может, хоть это тебя немного отрезвит. Пушкин это... Нет, ты слушай внимательно и запоминай каждое мое слово, а думать будешь потом. Пушкин - это общественный договор. Это не я придумал. Это сказал один настоящий жрец, не нам с тобой чета. Чувствуешь, как все хитро и гениально? В начале девятнадцатого века жил-был один хороший поэт. Человек сто примерно договорились назвать его первым поэтом. Через пятьдесят лет после его смерти Достоевский предложил слиться в экстазе уже нескольким тысячам. А в эпоху всеобщей грамотности к ним присоединились миллионы. Понимаешь, нет? Англичане выбрали себе Шекспира, итальянцы выбрали Данте, мы выбрали Пушкина.
Вот так-то, родной... И напрасно ты волновался и листочки книжные на просвет смотрел - нет ли там еще чего-нибудь за буквами? Нет ничего! Нетути! И Пушкина твоего (в которого ты сам в конце концов уверовал - потому что как же иначе?) вот хоть завтра совсем отменить можно. Передоговориться на кого-нибудь другого. Но, во-первых, лень. Во-вторых, зачем? В-третьих, людишек жалко. Тебя вот, дурачка, жалко - эдакую цацку отнимать!
Настоящие писатели про это давно знают. Потому-то они и настоя
щие, не недомерки вроде тебя. А теперь прикинь: что они про себя знают? Нет, себя, любимых, они, конечно, очень уважают, без этого нельзя, это входит в правила игры. Но они же не сумасшедшие, как ты. Могут иногда на себя трезво, когда нужно, посмотреть. Есть, правда, такие, что уже и не могут, но им это
статус, видишь ли, позволяет. А теперь прикинь: что они про тебя-то знают?
Вот то-то! А ты обижаешься, дурашка! Ты сам рассуди: кто и зачем о тебе до
говариваться станет? Я, что ли? Так это дорого, понимаешь, стоит. Шутка.
Шучу это я...
На-ко, выпей водички. Предложил бы тебе водочки, да не купил нынче. За рулем. Впрочем, зачем тебе водочка? Ты и без нее всегда пьяный до невменяемости. Водочка нам, редакторам, полагается. За вредность. Вот ты, разумеется, думаешь, что нам, редакторам, легко жить. Сидим, мол, и над вашими муками изгаляемся. Кровушку вашу пьем. А на хрена мне твои муки, если по-честному?! Ты только представь, сколько таких, как ты, шизоидов, через мои руки прошло! И каждый меня норовил своими проблемами по уши накачать. Я, что ли, сливная яма из железобетона? Я не человек? Во мне души нету? А знаешь ли ты, больной, что твоя болезнь заразная? Я по-хорошему в скафандре с тобой беседовать должен. И читать тебя вполглаза, по-быстренькому, чтоб не заразиться. Так что цинизм - это наш профессиональный атрибут, вроде маски и перчаток у патологоанатомов. Ну и водчонка, конечно.
