Атаманы-молодцы, я признаю, что монах хорошо сказал, и не сомневаюсь, что его царевич в один прекрасный день станет славным царем. Желаю им, тому и другому, всех благ; но вспомните, что всего два месяца назад вы получили от Бориса ссуду и заключили с ним мир. Коли мы без всякого повода начнем войну против него, что о нас будут говорить? Наши старейшины целовали крест в знак своей искренности, и, при всем моем уважении к собранию, нехорошо так нарушать данную присягу.
Голос. Он прав. Мы присягнули… Жаль.
Григорий. Позвольте мне, господа, сказать вам еще слово. Присяга, о которой вы говорите, ничего не значит. Я в этом разбираюсь, ибо я принадлежу церкви, говорю вам, что вас не обяжут. Вы целовали крест, обещая не воевать против царя или подданных царя всея Руси. В этом вы присягнули?
Атаман. Верно, я целовал крест за весь лагерь, и еще четыре атамана со мной.
Григорий. Я думаю, вы боитесь, что, коли нарушите присягу, данную царю всея Руси, вас отлучат от церкви.
Несколько голосов. Нас не слишком заботят отлучения.
Григорий. Тише, друзья; будем христианами и православными: не будем шутить с отлучениями. Обсудим наше дело. У вас есть договор с царем, соблюдайте его. Но кто царь, скажите, пожалуйста? Тот татарин, что сидит в Москве? Ну уж нет. Он узурпатор и убийца. Законный царь — это Дмитрий Иванович; он еще не помазан, но это единственный государь всея Руси, и именно с ним связывает вас ваша присяга.
Голос. Верно говорит монах! Борис предатель, и мы не признаем его царем Руси.
Григорий. Борис не только убийца, но и вор. Он грабит бедный народ, чтобы отдать его припасы своей проклятой породе, татарам Годуновым. Все, что награбили его люди, сказал мне мой благородный господин царевич Дмитрий, все, чем они владеют, я разделю со своими подданными.
Голос. Да здравствует царевич! Война Борису!
Григорий. Сейчас я небогат наличными деньгами, сказал еще мой господин царевич; но в Москве у меня есть казна, и, как только я получу ключи, я разделю ее со своими сторонниками. Поверьте мне, атаманы-молодцы, я хорошо знаю князя, который это говорит, и могу сказать без хвастовства, что без меня он не избежал бы козней Бориса. Более великодушного я не встречал. Когда в его поясе есть дукаты, они кажутся ему слишком тяжелыми и он пригоршнями разбрасывает их.
Голос. Да здравствует Дмитрий! Да здравствует царевич!
Атаман. Атаманы-молодцы, коли вы хотите идти войной на Бориса, я не против; но он могуществен, у него немалое войско, много пушек, он может принести нам предостаточно бед. Не лучше ли будет дождаться, когда царевич и поляки начнут кампанию? А покуда будем запасать порох и точить наши сабли.
