Юрий. Простите меня, благородный пан. Я на службе у князя Адама и больше не нуждаюсь в деньгах. (Конюху.) Возьми, друг. Отнеси эти двадцать дукатов искалеченному ловчему.
Мнишек. Ты выдаешь себя за монаха и за русского и отказываешься от денег!
Юрий. Что ты хочешь, чтобы я с ними сделал?
Князь Адам. Кто ты и откуда? Ты не монах.
Юрий. Из меня хотели сделать монаха, но у меня не оказалось призвания. Из этой рясы можно выкроить попону для коня, которого я только что объездил. Я бедный сирота, судьба не была благосклонна ко мне до этой минуты, а теперь я счастлив быть принятым под гостеприимный кров знатного воеводы.
Князь Адам. Как тебя звать?
Юрий. Дмитрий Иванов.
Малуский. Поверьте, прекрасная Марина, это какой-нибудь переодетый князь… Татарский, конечно… Он на них похож…
Марина. Он князь! Чушь какая!
Князь Адам. Кем бы ты ни был, Дмитрий Иванов, оставайся у меня. Если ты умеешь охотиться так же хорошо, как объезжать коней, я помогу тебе немного разбогатеть.
Юрий. Целую твои руки. (Конюхам.) Ну, ребята, покажите мне конюшню и позвольте дать полную меру овса доброму коню, которому я обязан такой удачей.
Мнишек. Держу пари, это какой-нибудь дворянский сын, он переоделся и бежит из своей страны после неприятного приключения.
Марина. Пойдемте; пан Малуский слегка прихрамывает, а я воспользуюсь этим, чтобы не танцевать сегодня вечером.
Лагерь запорожцев на днепровском острове.
Сцена первая
Первый казак. Как? Царевич Дмитрий, сын Грозного?
Второй казак. Он самый, и совершенно живой. Как он спасся, я не слишком хорошо понял, потому что монах рассказывал нам это во время обеда; но это несомненно — он нам написал, и к его грамоте привешена печать, красная и круглая, как моя ладонь.
Первый казак. Печать из красного воска?
Второй казак. Красная, с разными литерами вокруг. Все по форме, поверь. А его посыльный… святой крест! После атамана Пашкова, дай ему Бог райскую жизнь, ничего подобного не видел! Это монах, но он стоит десяти. Он выпил за здоровье каждого из наших атаманов по полному стакану, один за другим, и залпом; и только когда он дошел до атамана Чики, то на мгновенье остановился на половине стакана, чтобы перевести дух.
Первый казак. Каков молодец!
Второй казак. Когда обед закончился, я так ослабел, что пошел соснуть на сеновал; но он, мне сказывали, сунул голову в ведро с водой и как ни в чем не бывало принялся петь псалмы, а слушать его было одно удовольствие… Да вот он выходит с нашими старейшинами. Сегодня войско решит, как оно должно поступить. Гляди, уже устанавливают
