— Ну, старик, он еще с тобой довольно мягко обошелся. Видно, стареет.
— Никогда еще не видел его в такой ярости. — Джеремия чувствовал себя учеником воскресной школы, которого прилюдно высекли.
— Значит, ты несколько лет проспал. — Гектор был явно удивлен заявлением Джеремии. — Сегодня у него один из лучших дней.
— Ну… просто он такой вспыльчивый…
— Ты и впрямь спишь. Когда почистишь перышки, выпей кофе, старина. Проснись, пока он тебя не укусил. — Гектор улыбнулся улыбкой голодной акулы и вернулся в свой бокс.
Тодтманн сдвинул брови и задумался. Разумеется, он знал, что у Моргенстрёма паршивый характер, но чтобы настолько… Неужели так было всегда? Он вперился взглядом в переборку, за которой сидел Гектор. Дело было не только в Моргенстрёме. Еще раньше он обратил внимание, что Гектор — человек, которого он знал лучше других своих сослуживцев — какой-то не такой. На самом деле все, с кем бы он ни столкнулся с тех пор, как появился тем утром в офисе, казались ему другими. В приемной секретарша рявкнула на него так, как не смог бы даже сам Моргенстрём. Бен Уиллард, скупавший для них ипотечные займы, был мужчина видный, однако в тот день он показался Джеремии выше, чем обычно. Все это было не просто…
Гектор сказал, что ему надо проснуться. Джеремия уже начал думать, что он наконец проснулся, однако мысль эта не доставила ему большой радости.
Он выскользнул из своего закутка и по лабиринту коридорчиков мышью прошмыгнул в туалет. По дороге он миновал служебный буфет и уже хотел было завернуть туда, чтобы выпить кофе, но, представив, что за этим занятием его застукает Моргенстрём, передумал. Это соображение заставило его прибавить шагу.
В туалете никого не было. Это обстоятельство одновременно и радовало, и огорчало. Будь там хоть одна живая душа, Джеремии было бы куда легче, но, с другой стороны, он понимал, что своим видом может испугать кого угодно.
Есть вещи, видеть которые простому смертному противопоказано. Достаточно было Джеремии посмотреть на свое отражение в зеркале, как ему сделалось не по себе. «Неудивительно, что Моргенстрём готов был меня сожрать». Костюм его выглядел так, будто его переехал поезд, а волосы смахивали на ядерный гриб. Глаза запали, и под ними висели мешки. Он мог бы поклясться, что утром брился, однако его мертвенно-бледное лицо было покрыто щетиной. Поправить это было невозможно, но он по крайней мере мог попытаться привести в порядок волосы. Достав из кармана расческу, Джеремия начал сражаться с непослушными, как пакля, торчащими в разные стороны кудрями, которые бы выглядели вполне уместно на голове старшего операциониста Хосе Рамиреса, но никак не на его, Тодтманна, голове.
