— Не нравится, — проворчал пес.
— Почему?
Ничего не ответив, Зигмунд бесшумно вернулся к Эйлин и положил голову ей на колени.
— Не нравится, — повторил он, глядя на хозяйку.
— Почему?
— Не могу объяснить, — сказал он наконец. — Поедем домой?
— Нет, — ответила она. — Пристройся где-нибудь в уголке и вздремни, а я пристроюсь внутри этой штуки и тоже подремлю — вроде того.
— Нехорошо, — сказал пес, понуро опустив хвост.
— Давай, давай, — подтолкнула она пса, — ложись и будь умницей.
Тот неохотно поплелся в угол, заскулив, когда Рендер затенил окна и нажал кнопку, превращая стол в пульт управления.
Он заскулил снова, когда подсоединенное к сети «яйцо» раскололось на половинки и верхняя, откинувшись, открыла внутренность машины.
Рендер сел в кресло. Точнее, лег, потому что теперь оно представляло собой нечто вроде ложа, наполовину задвинутого под панель. Он привстал — и кресло снова стало креслом. Потом он коснулся пульта, и половина потолка, отъединившись и изменив форму, нависла над креслом, как большой колокол. Рендер встал и, обойдя пульт, подошел к «яйцу». Пока Респиги проникновенно повествовал о римских пиниях, Рендер отключил наушники, нагнувшись, заглянул внутрь «яйца», потом снова склонился над пультом. Прижав наушники к плечу, он проверил микрофон; свободная рука его бегала по панели, нажимая кнопки. Мерный рокот прибоя, рык мчащихся машин попеременно заглушали проникновенные звуки музыки; «…когда вы просто сидите и молча слушаете меня, вы представляетесь мне темно-синим, почти фиолетовым пятном», — прорвалось вдруг.
Он настроил контакты шлема и начал проверку: «один»— пахнуло корицей, «два»— лесной зеленью, «три»— липким, влажным мускусом;…и дальше — мгновенное чувство жажды, вкус меда, уксуса, соли, и назад — сквозь запахи сирени, и влажного бетона, сквозь свежее предгрозовое дуновенье, и дальше — сквозь все основные обонятельные и вкусовые коды утра, дня и вечера.
Ложе плавало в ртутной емкости, стабилизируемое магнитным полем, которое создавали стенки «яйца». Рендер поставил кассеты с записями.
«Чрево» было в идеальном состоянии.
— О’кей, — сказал Рендер, — проверено.
Эйлин положила очки поверх сложенной одежды. Пока Рендер проверял аппарат, она успела раздеться. Он почувствовал себя немного смущенным, глядя на ее тонкую талию, полные груди с темными сосками, длинные стройные ноги. «Слишком хорошо сложена для женщины ее роста», — решил он.
Разглядывая Эйлин, он подумал, что испытывает неловкость прежде всего от сознания, что она — его пациентка.
