Холл был битком набит людьми, большая тропическая луна сияла так, будто вот-вот лопнет, и причина, почему я видел и то, и другое, заключалась в том, что мне в конце концов удалось завлечь Эллен Эммет на балкон, а магнитные двери были открыты.
— Снова из мертвых, — приветствовала она меня, сдержанно улыбаясь. — Год почти прошел, мог бы и послать с Цейлона открытку, здоровья пожелать.
— Ты что, болела?
— Заболеешь тут.
Она была маленькой и, подобно всем, кто ненавидит день, белой под своим полугримом, как сметана. Она напоминала мне совершенную механическую куклу с неисправной начинкой — холодная грация и некая предрасположенность бить людей ногой в челюсть, когда они меньше всего этого ожидают; у нее было великое множество оранжево-коричневых волос, завязанных в гордиев узел по последней моде, что выводило меня из себя, когда я пытался его развязать, мысленно, конечно; глаза ее были того цвета, что пришелся бы по вкусу очередному ее богу, на которого пал бы ее выбор именно в этот день, — да, забыл, где-то глубоко-глубоко на дне они всегда голубые. Все, что бы она ни носила, было коричнево-зеленым, достаточно было выйти в таком наряде пару раз, чтобы он превратил ее в чучело огородное, но на сей счет модельер явно вводил в заблуждение, если, конечно, таковой у нее когда-нибудь был; впрочем, она вполне могла быть снова беременной, хотя вряд ли.
— Что ж, желаю здоровья, — сказал я, — если ты в нем нуждаешься. Я не занимался Цейлоном. Большую часть времени я был на Средиземном.
Внутри раздались аплодисменты. Я был рад, что я снаружи. Исполнители как раз закончили «Маску Деметры» Грейба, которую он написал пентаметром специально в честь нашего гостя с Веги; вещь была в два часа длиной и скверной. Фил был жутко образованный и почти лысый и вполне подходил для своей роли, но с того дня, как мы остановили на нем свой выбор, нам пришлось потрудиться на будущего лауреата. Ему поручили примериться к Рабиндранату Тагору и Крису Изервуду, заняться сочинением устрашающе длинной метафизической эпики, как можно больше разглагольствовать об эпохе Просвещения и ежедневно выполнять на берегу моря дыхательные упражнения. Во всем же остальном он был человеком вполне достойным.
Аплодисменты стихли, и я услышал стеклянное теньканье заигравшей телинстры и ожившие голоса.
Эллен прислонилась спиной к ограде.
— Слышала, что ты вроде как женился недавно.
— Верно, — признал я, — но вроде как поспешил. Почему они меня отозвали?
