Я легко догнал его.
Осторожная, шаркающая походка показалась мне странной, потому что даже плотное коричневое одеяние не могло скрыть силу и молодость его тела: он держался прямо и плечи его были развернуты, но все же он шел неуверенными, дрожащими шагами, как старик. Догнав его и заглянув под капюшон, я все понял: к бронзовой маске, которую носят все паломники, был прикреплен ревербератор, такой, каким пользуются слепые, чтобы предупреждать их о препятствиях и опасностях. Почувствовав, что он больше не один, странник сказал:
— Я слепой паломник. Я молюсь о том, чтобы ты не повредил мне.
У паломника не могло быть такого голоса. Он был сильным, резким и властным.
Я ответил:
— Я никому не причиню вреда. Я — дозорный, потерявший работу прошлой ночью.
— Многие потеряли работу прошлой ночью.
— Но не паломники.
— Верно, — согласился он.
— Куда ты идешь?
— Прочь от Рума.
— Без какого-то направления?
— Нет. Я просто брожу по свету.
— Вероятно, мы могли бы путешествовать вместе, — сказал я, поскольку считается большой удачей странствовать с паломником. — Я иду в Пэррис. Пойдешь со мной?
— Это место не хуже любого другого, — сказал он горько. — Да. Идем в Пэррис вместе. А что нужно дозорному в этом городе?
— У дозорного нет нигде никакого дела. Я иду в Пэррис, чтобы предложить себя на службу запоминателям.
— А-а, — протянул он. — Я был членом этой гильдии, но только почетным.
— Теперь, когда Земля пала, я хочу узнать побольше о времени ее славы.
— А что, вся Земля пала, а не только Рум?
— Думаю, дело обстоит именно так.
— А-а, — вновь протянул паломник.
Он замолчал, и мы двинулись вперед. Я протянул ему руку, и теперь он больше не шаркал, а шел быстрым шагом молодого человека. Время от времени с его губ срывался то ли вздох, то ли сдавленное рыдание. Когда я спрашивал о жизни паломников, он либо отвечал уклончиво, либо отмалчивался. Спустя примерно час после того, как мы вышли из Рума и вступили под своды леса, он неожиданно сказал:
— От этой маски мне больно. Не поможешь ли мне получше приспособить ее?
И к моему изумлению, он начал стаскивать маску. У меня перехватило дыхание — ведь паломникам запрещено открывать лицо. Может быть, он забыл, что я-то не слепой?
Сняв маску, он сказал:
— Тебе понравится это зрелище.
Бронзовая решетка соскочила со лба, и первое, что я увидел, были его ослепленные глаза: потрясенный, я смотрел на зияющие ямы, в которые проникал не нож хирурга, но скорее длинные когтистые пальцы, — и лишь затем взгляд мой переместился на острый породистый нос и плотно сжатые тонкие губы. Принц Рума.
