– Я схожу с ума, мне все это кажется, – шептала себе под нос Алена, с отвращением разглядывая очередную мадам, буквально облизывающую крохотную грязную тварь, похожую на крысу.
– Это же собака, она ходит по земле, гадит, грызет…, – пыталась она спорить с французами. Но в ответ только наживала себе врагов.
На Бали, местные рассказали ей легенду: почти все балийцы верили в реинкарнацию, и с давних пор считалось, что хорошие люди в новой жизни остаются людьми, а плохие превращаются в змей и собак. Бездомные и безродные шавки бегали стаями по острову, и пугали туристов своим диким плешивым видом. Со слов самих Балицев все они в прошлом были злобными и гадкими людьми, рыскающими в новой жизни по помойками, гонимые отовсюду и приносящие одну только грязь. Одним словом собак на Бали не жаловали, но и не пинали, и это отношение очень нравилось Алене. Во Франции же, в рамочке на стене скорее можно было увидеть картину мерзкой собачонки, чем любимого мужа, детей или внуков.
Но самое главное было конечно же не мерзкий характер французов, и не те правила, которыми они поставили себя и всех окружающих в жесткие рамки существования, а то, что Алене просто тут не нравилось. Не нравилось и все. Не лежала у нее душа к этому месту, не радовало редкое солнце, не сжималась от счастья сердце даже в объятиях Тома. Отношения совсем разладились. День и ночь она была поглощена мыслями, борющимися в ее голове. Уехать-остаться. Ее жизнь теперь мало чем отличалась от ее прежней московской, разве, что бытовых проблем было побольше, да и язык, этот воспетый миром французский язык, ставший ей ненавистным до тошноты, никак не давался. Квартирка, которую снял Том, была прямо говоря убогой. Через крохотные окошки доносились звуки дороги, старые, не отмывающиеся ничем полы скрипели ужасающе, трубы в стенах урчали, шумно заявляя о том, что соседи посетили уборную. Батареи отопления отсутствовали, так как считалось, что на юге Франции вечное лето, а то что, что климат на планете уже давно изменился, и теперь даже в Ницце и Каннах зимой лежит снег, французы признавать не хотели. И дело было вовсе не в том, что они не могли поменять эту квартиру на какую-то другую, а в том, что за такую цену было совершенно невозможно найти что-то лучше, а только намного убогее и омерзительнее. Это был удел большинства квартир и домов лазурного побережья Франции, так как их владельцы, живущие старыми привычками, стереотипами и стандартами, не хотели признавать, что жизнь давно изменилась, и что всего в 100 км от них на границе с Швейцарией, уже успешно закончены испытания атомного колайдера, а посмотрев в ночное небо можно увидеть там сотни спутников. Наступал 22 век, а состояние недвижимости во Франции все еще оставалась где-то на пороге начала 18.
