— Ничего это не доказывает, — оборвал Зимин. — Это все? Вы мне хотели рассказать про кошку, которая ходила сама по себе?
— Нет, не все. Я просто хотел спросить — а как вы поняли? Как вы догадались?
Зимин промолчал.
— Вы ведь поняли, в этом у меня никаких сомнений, — продолжал бормотать человек. — Вы поняли — и написали в ваших книгах. Там ведь все правда, я знаю, правда… Только мне непонятно, зачем вы убили Парцифаля?
— Он мне надоел, — грубо ответил Зимин. — Вот, примерно, как вы. Он надоел мне — и я его убил. Замочил. Сбросил с моста! Похоронил во льдах. Я — автор! Я! Я могу делать со своими персонажами все, что мне захочется! Убивать, воскрешать, женить, на Луну отправлять. ВСЁ, ЧТО ЗАХОЧЕТСЯ! Они мои!
Зимин вытянул руку ладонью вверх, затем резко сжал кулак
— Вот так! Всё, надеюсь?! Я удовлетворил ваше любопытство?
— Нет…
— Вам что, еще что то надо?! Рассказать что нибудь? Вас наверное, интересует мой творческий метод — о! — он всех интересует!
— Да, конечно… Не очень интересует… Просто я не по нимаю, как вы могли не почувствовать…
Моховиков огляделся.
— Это ведь все знают.
— Кто все знают? Что все знают?
— Он жив, — улыбнулся Моховиков. — Вы его убили, а он жив.
Зимин почувствовал на спине неприятный холод. Он никогда раньше не встречался с настоящим психом. То есть с клиническим, обычных ненормальных вокруг было море, и они Зимина не очень пугали, а вот с настоящим… Он думал, что это ординарный зануда, неудачник, обчитавшийся фантастикой и решивший, что в ней есть хоть слово правды. Таких много. Собственно, они и есть основные читатели, их надо любить, и он, Зимин, их любит и терпит… А этот оказался настоящим.
— Его не я вообще то убил, — сказал Зимин.
— Как же, — Моховиков мелко кивнул. — Вы. Вы и убили.
— Его Кретьен де Труа убил. Слыхали про такого?
— Кретьен… де…
— Труа, — закончил Зимин. — Другой деятель культуры. Впрочем, это неважно.
Как там? Зимин вспоминал. Психов, кажется, лучше не злить, во всем с ним соглашаться, говорить спокойно, рассудительно, не провоцировать. А то у психа портфель, а в портфеле помимо зонтика непонятно что. Граната. Обрез. Такой коротенький двуствольный обрез, калибра этак шестнадцатого, патроны с позеленевшими латунными гильзами, сейчас он выхватит этот обрез…
Или топорик. Это еще удобнее, бесшумно и эффективно, раз–два, покатилась голова, и все в русских традициях.
— Вы убили.
А пошел он, вдруг подумал Зимин. Почему все время терпеть? Психов и то терпеть приходится, что за жизнь такая бесконечно тоскливая? Зимин разозлился.
